Я видел. Я всё видел своими глазами. Я словно был каждой пулей, которая пронзала её тело. Я видел, как первая попала через ладонь в её живот. Я видел, как вторая перебила коленную чашечку, третья оторвала единственную руку от самого плеча. Я всё видел. И я хотел просто орать.
Я хотел реветь. Даже сейчас ощущается, насколько сильные у меня были к этой девушке чувства. А какие ещё может испытывать мужчина к женщине, с которой согласился жить вместе, которая согласилась продлить его род. И эти чувства сейчас давили на мою психику сильнее всего.
Потом… потом её просто не стало. Она была одна из многих вышедших, из первых на том направлении. Эти люди ещё не видели, что происходит, не понимали. И их уничтожили. Те, кто выжил, попытался скрыться, но по ним ударили из ствольной артиллерии прямой наводкой. Очень крупный калибр. Ибо от трупов вообще ничего не осталось.
И среди этих исчезнувших была и моя пассия, моя возлюбленная, мать моего не родившегося ребёнка. До этого момента я думал, что с ней всё могло быть хорошо, что она могла спастись, что всё могло бы быть хорошо… но нет. Эти воспоминания… эти картинки… они просто всё уничтожили, все мои надежды, все мои стремления. Мне теперь хотелось одного. Уничтожить всех. Всё это чёртово правительство, которое разрешило эту операцию, всех этих военных, всю эту чёртову структуру, все ОПВС!
— Да какого хрена! — заорал Мирз. — Я же говорил, что тела надо сохранять, а не уничтожать! Отстранить от операции оператора Двести Пятидесятого. Или какой там. Срать. Выяснить и отстранить! С орудий, мать вашу, стрелять только по зданиям, чтобы замедлить людей, а не убить!
— Понял! — отозвался командир тринадцатой бригады.
А я вот не понял. Вообще не понял. Картинка исчезла, я снова был в реальности. В моей чертовой реальности. Я сидел и орал. Истошно. Громко. Надрываясь. И бил. Бил головой этого урода о пол. Бил вновь отросшей рукой ему по шее, вминая кадык этого урода внутрь, стараясь сломать шею не с того направления. Я психовал, я просто психовал.
Тут ещё был один раненый, он не мог двигаться, вообще. Но был ещё в броне. Я видел, как он двигался, видел, как пытался дотянуться до своего ножа, но у него просто не было сил.
Я подошёл к нему, ударил по сервоприводам на руках механизма, оторвал защитную пластину, а потом увидел испуганную, истекающую кровью тряпку, которая молила меня ему сохранить жизнь. Не-е-ет. Не сегодня.
— И не сейчас, — я продолжил вслух. — Вы все, твари, сдохните. За всех жителей, что вы уничтожили, за весь город. За всех нерождённых детей. Вы каждый ответите. И каждый попадёт в Ад.
Я не пожалел предпоследней гранаты, вытащил её резко, сорвал чеку и тут же засунул в рот этому уроду, сломав ему почти все передние зубы, а потом резко захлопнул крышку его защиты. Взрыв прогремел почти сразу. Я не хотел смотреть, что там. Я знал, что там. Мясо. Кем и является это существо. Все в ОПВС просто обычное мясо, которое требует утилизации. И я его утилизирую!
— Чип… — обратился я сквозь зубы, чувствуя, как по моим щекам от горечи текут слёзы, сжимая со всей дури кулаки, вызывая у себя кровотечение. — Дополнить список целей. Включить туда всех командиров батальонов из воспоминаний.