Восстание слов. Сборник рассказов

Вся его жизнь обратилась в ожидание. Он дошел до того, что устраивал показательные выступления: ел суп из мухоморов прямо в кухне. Конечно, он не ел, а только искусно делал вид, что ест, громко нахваливая и чавкая супом. Но даже это не помогало.

Николай Иванович приуныл, у него начались затяжные депрессии, во время которых он не проверял целость продукта, а безразлично жил по инерции. Но зато потом, когда уныние проходило, он, как одержимый, с азартом готовил супчик, проверял «наживку», чувствуя себя хитрым рыболовом, ждущим, когда рыбка заглотит приманку и… Дни кипучей рыболовной активности сменялись унылым безразличием и растерянностью. «Почему они не едят? – думал он, сидя на диване, закрывшись на ключ в комнате. – Почему не едят?» Но ответ на его вопрос дать никто не мог, словно в квартире никого не было.

Но в квартире все ж таки кто-то был. И занимал туалет, вытирал руки о полотенце, топтал коврик и никак не хотел есть ядовитое варенье. Никак не хотел есть! Жизнь сделалась невыносимой. Николай Иванович не спал ночами – ему снова стало страшно за свое здоровье. Часто в снах приходила Мария Петровна, манила его куда-то, он просыпался от страха и тихонько плакал в подушку и ненавидел, ненавидел… Особенно люто ненавидел он в ночь на свое семидесятилетие. Этой-то ночью и пришла в голову Николаю Ивановичу главная мысль в его жизни. И эта мысль указала просвет в его беспросветном существовании.

Встав пораньше, он принялся за свое веселое дело. Намыл грибков, любовно нарезал их, пожарил с лучком и рисом. Тесто для пирога он приготовил по особому рецепту, перешедшему к нему от бабушки. Пирог вышел румяный, пышный, запах от него кружил голову, и Николай Иванович глотал слюнки.

Наполнив хрустальные вазочки различными сортами варенья, вскипятил чайник и накрыл на стол. Стол вышел праздничным – давно не было на его столе такого обилия чайных сладостей. По случаю торжества Николай Иванович надел свой лучший костюм и пригласил соседскую семью.

– Здесь лучшее, что у меня есть. Вот пироги с грибами, варенье. Угощайтесь! – говорил он.

Для примера Николай Иванович щедро наложил себе варенья в блюдце, отрезал пирога.

– Вот, – приговаривал он, – этого вареньица, пожалуй, оно у меня вкусное, пальчики оближете! Вот пирожка…

«Почему они не едят? – между тем думал он, тайком зорко следя за соседями. – Почему?»

– Вот и пирожка отведайте. – Он сделал вид, что откусил от пирога с грибами. Но и это не имело успеха.

«Они, небось, думают, что я так же, как Мария Петровна… А вот вам шиш…»

– Вареньица вот – очень вкусное, сам варил…

«Я не умру, я жить буду! Им назло буду! А вот они…»

– Вот это с красненькими ягодками. Тебе, малыш, наверняка понравится. Съешь ложечку.

Что-то злое, яростное, с чем справиться нельзя, разгоралось внутри Николая Ивановича. Это был уже не рыболовный азарт, а что-то другое, по капле, по чуть-чуть копившееся и вот сейчас набравшееся, переполняющее, выплескивающееся… болезненно рвущееся внутри.

– Чего же вы не едите?! А?! – вдруг закричал он визгливо, привстав и склонившись над столом. – Я-то ем! – Он зачерпнул полную ложку варенья, положил в рот, проглотил. – Видите?! Я-то ем! – Он положил в рот еще одну ложку, потом еще… – Ведь ем, ем! – кричал он, срываясь на фальцет. – Чего вы боитесь?! Я-то ем!

Неторопливо поднимаясь из-за стола, злоба уходила. Она уходила к тому, кто ее ждет.

Корчма Тимура

Никогда не думал, что смерть подберется ко мне так близко и я почувствую ее дыхание на своем лице, увижу ее пустые глазницы… Даже сейчас, по прошествии многих лет, когда я вспоминаю эту историю, мне становится трудно дышать и сердце начинает колотиться в груди.

«Куда нас несет? – думали мы, вглядываясь в мелькающие огни встречных машин». Свет фар выхватывал силуэты деревьев, унылые дома с темными окнами вдоль обочины…

Уже наступила ночь, но ни одна гостиница не попалась на пути. Мы всматривались в проносящиеся мимо придорожные знаки с надеждой увидеть на одном из них нарисованную кровать: это означало бы, что где-то поблизости находится гостиница и есть надежда, что там окажется свободный номер, где мы сможем принять душ и отдохнуть, чтобы с рассветом вновь двинуться в путь.