Она всучила мне в руки ночное платье и снова полезла в шкаф. На этот раз она вытащила кружевное платье, с короткими рукавами, круглым вырезом и, что самое ужасное… розовое. Это было светло-розовое платье, но она улыбнулась мне так, словно только что показала предмет одежды, который я всегда мечтала носить. Нет, нет и нет.
— Это я тоже не надену.
Елена закрыла дверцу шкафа и повесила его на крючок для одежды.
— Это платье ты наденешь завтра. Я вернусь утром, чтобы помочь тебе с прической и макияжем. — Она направилась к двери, и я посмотрела ей вслед.
— Эм, прости? Что произойдет завтра?
— Отдохни немного, Мила. У нас впереди несколько напряженных дней.
Хлопок двери положил конец разговору, а поворот замка стал суровым напоминанием о том, кем я была. Пленницей. Женщиной, у которой нет выхода.
Мое решение надеть красивую бежевую ночную рубашку было обусловлено тем, что в этом доме я ни за что не стала бы спать голой. Не то чтобы хлипкий кусок атласа мог помешать такому мужчине, как Сэйнт, взять то, что он хочет. Но так я чувствовала себя менее… уязвимой.
В ту ночь я совсем не спала. Мысли метались в голове, паника и неуверенность сменялись приступами страха. Бывали моменты, когда он был настолько сильным, что казалось, будто я нахожусь в нескольких мгновениях от того, чтобы блевануть на дорогой ковер, оставив пятно блевотины, как напоминание Сэйнту меня после того, как он убьет меня. Но слова Елены не давали мне покоя.
Я перевернулась на спину и уставилась в потолок, в голове мелькали все эти унылые, невинные, маленькие лица. Между двумя работами мне всегда удавалось выкроить время, чтобы сделать несколько обходов в приюте. Не для того, чтобы искупать или накормить их, этим занимались жалкие старушки с седыми хвостиками. Я ходила туда, чтобы поиграть с ними. Садилась на пол рядом с ними и играла в карты, в салки, в змейки и лестницы, во все, что они хотели. А больше всего я сидела и смеялась вместе с ними, сохраняя на лице храбрую улыбку, потому что хотела, чтобы они знали: я была там, потому что хотела этого. А не потому, что мне пришлось.
Подождите. Это… это то, что Елена пыталась мне сказать?
Я приподнялась на локтях, поджав губы, и уставилась на… ничего. Эта мысль продержалась в моей голове всего несколько минут, прежде чем в нее начал прокрадываться ужас неопределенности.
Я снова легла. Боже. Невозможно остановить мой разум от того, чтобы завести меня в темные места, где все возможные исходы были не в мою пользу. Совсем не в мою.
Пока я лежала без сна, каждый звук, который я слышала, заставлял мое сердце вырываться из груди. Я продолжала ждать его. Гадала, придет ли он за мной ночью. Но он не пришел. Меня оставили в покое на несколько часов, пока не вернулась Елена, вся такая ясноглазая и элегантная.
— Доброе утро.
— Правда? — Усмехнулась я, присаживаясь на край кровати.
Елена посмотрела на ночную рубашку, в которую я была одета.
— Я вижу, ты надела ночную рубашку.
— Я не собираюсь спать голой в доме убийцы и похитителя. — Я откинула кудри с лица. — Не то, чтобы это его останавливало, — пробормотала я.
Я осталась сидеть на кровати, пока Елена расхаживала по комнате в бежевых туфлях на высоких каблуках и подходящем к ним платье длиной до колен. Ее идеальные светлые волосы были аккуратно выпрямлены, а кончики разбросаны по плечам. Мне было интересно, сколько ей лет, ведь она выглядела ни на день не старше тридцати восьми, но Святой называл ее тетей Еленой. Либо она была совсем маленькой, когда он родился, лет десять. Либо роскошная жизнь Елены списала несколько лет с ее внешности.
Елена положила пару туфель на высоком каблуке на кровать рядом с бледно-розовым платьем, которое она выбрала накануне вечером, а затем заметила нетронутый купол с едой.
— Ты не ела?
— Да. То, что рядом со мной застрелили человека, а потом похитили, и я узнала, что выйду замуж за убийцу против своей воли, отбивает аппетит. — Я фальшиво улыбнулась, а она в ответ приподняла бровь.
Она протянула мне платье.
— Одевайся. Марчелло ждет, что ты присоединишься к нему за завтраком.
Я взяла у нее платье.
— Почему ты называешь его Марчелло, а все остальные должны называть его Святой?