— Это неважно. Важно то, что твои родители отказались выполнять свою семейную часть сделки. На следующий день после твоего рождения они сделали публичное заявление о том, что их дочь, Милана Катарина Торрес, умерла менее чем через два часа после рождения.
Я затаила дыхание.
— Нет, — прошептала я.
— Они отправили тебя в Соединенные Штаты. Поместили тебя в приемную семью, продолжая притворяться, что ты умерла, и все потому, что они отказывались, чтобы их дочь вышла замуж за новорожденного сына Руссо.
Я вскочила с места, голова закружилась от сильнейшего головокружения, которое я когда-либо испытывала.
— Ты хочешь сказать, что они отказались от меня, потому что не хотели, чтобы я выходила замуж за какого-то первенца Руссо?
Он лишь кивнул, и я начала пятиться, мои мысли неслись со скоростью тысяча миль в секунду.
— Кто… я имею в виду, — мой голос дрожал, — должна быть причина, по которой они скорее отдали меня, чем увидели, что я выйду замуж за Руссо.
Снова постукивание пальцем, медленный, ритмичный стук.
— Они были слишком эгоистичны, готовы на все, чтобы показать Руссо, что они не намерены соблюдать условия сделки, в том числе отказываясь от собственной плоти и крови.
От непролитых слез горло сжалось, внутренности скрутило, колючая проволока грозила разорвать мое нутро на куски.
— Этого не может быть. Этого не может быть. — Неверие окутало мою голову туманом сомнений. — Это не может быть причиной, по которой мои мама и папа отказались от меня.
Он пожал плечами, как будто то, что он мне только что сказал, было так же просто, как один плюс один.
— Это правда.
— Они отправили меня, не зная, где я окажусь, и все потому, что не хотели, чтобы я выполнила долг, который лежал десятилетиями? Это безумие.
Я села обратно в кресло, грубо откинув волосы с лица. Слезы уже вырвались наружу, и я вытерла их тыльной стороной ладони.
— Они послали тебя найти меня? Мои родители. Поэтому ты забрал меня?
Вокруг нас воцарилась тяжелая, как гроза, тишина, и весь воздух внезапно выдохся из комнаты.
— Нет, Мила. Они меня не посылали.
Мои глаза сузились, а подозрение закрутилось головокружительными волнами в животе.
— Тогда почему? Почему ты пришла за мной? Почему сейчас?
Как всегда, выражение его лица оставалось нечитаемым, словно он ничего не чувствовал, пока рассказывал мне о настоящей причине, по которой мне приходилось переживать одну поганую приемную семью за другой, и почему мне приходилось бороться за собственное выживание с тех пор, как я, блядь, научилась ходить. Он сидел, положив сильные локти на стол перед собой, и все его черты были твердыми, как камень.
— Более двадцати лет семья Руссо считала, что девочка Торрес умерла при рождении, пока анонимное письмо, адресованное первенцу Руссо, не сообщило, что Милана Катарина Торрес действительно жива и скрывается где-то в Соединенных Штатах.
Понимание осенило меня, как молния в грозу.
— Segreto. Вот почему ты называешь меня так.
— Твои родители сделали очень хорошую работу, спрятав тебя. Поместив тебя в систему, вместо того чтобы потратить деньги на поиски какой-нибудь богатой американской семьи, они сделали так, чтобы не было абсолютно ничего, что могло бы отследить Милу Блэк до них. Они одурачили всех на долгие годы.
У меня запершило в груди, каждый вдох был напряженным, когда я опустила голову на руки.
— Лучшая в мире тайна, — пробормотала я про себя, повторяя слова, которые он сказал мне в машине. — Кто он? — Я подняла глаза. — Кто тот сын Руссо, за которого я должна была выйти замуж?
Святой наклонил голову, и темнота, окружавшая его, стала вулканическим обсидианом.
— Я.
Сердце заколотилось, и я забыла, как дышать: тело онемело, а в голове царила черная пустота. Кровь в моих венах похолодела, по позвоночнику пополз лед, пронзая нутро. Сэйнт стоял прямо, и вид у него был еще более мощный, еще более безжалостный, чем две секунды назад. Он застегнул пуговицы своего пиджака.
— Меня зовут Марчелло Сэйнт Руссо. А ты, дорогая Мила, моя будущая жена.
(1)
10
СВЯТОЙ
Момент оказался даже лучше, чем я ожидал. Она была у меня уже более двадцати четырех часов, и я столько раз сгорал от желания обрушить на нее эту бомбу. Особенно когда я запустил руку в ее платье, чувствуя, как ее грудь идеально ложится в мою ладонь, касаясь того, что скоро станет моим. Чем дольше она была так близко, тем сильнее я ее желал. И чем больше она сопротивлялась, тем сильнее я представлял, каково это будет, когда она наконец встанет на колени, умоляя меня дать ей то, в чем она отказывала себе все это время.
Ее красивые зеленые глаза расширились, шок на ее лице стал смертельно бледным. Я бы соврал, если бы сказал, что это не вызвало у меня дрожь по позвоночнику и не разбилось о головку моего члена, который уже пульсировал, как ублюдок. Одного вида ее страха, ее неуверенности было достаточно, чтобы я впал в неистовство от цепей, плетей и криков удовольствия.