Восстание святого

Я не пыталась высвободиться из его хватки, и он продолжал смотреть на меня сверху вниз. За долю секунды до того, как он прильнул к моим губам с такой силой, что у меня подкосились ноги, его рука обвилась вокруг моей талии, и в тот же миг его язык проник в мой рот.

Рыча, он целовал меня так, словно был наркоманом, а я была его последней дозой, последней, которую он когда-либо испытает. Его язык безжалостно атаковал мой рот, его поцелуй был хаотичным и неистовым.

Я стонала и пыталась вцепиться ему в шею, но он лишь крепче целовал меня, а его язык проникал все глубже. Словно кто-то зажег спичку в моей душе, вспыхнуло пламя, и мои когтистые руки превратились в отчаянные объятия, когда я обхватила его за шею и притянула ближе. Звук наших губ раздавался вокруг нас, когда мы боролись за то, чтобы поглотить друг друга. В том, как мы целовались, не было ничего нежного или чувственного. Нас обуревали первобытные инстинкты и дикий голод. Мы были все: и руки, и губы, и отчаянные языки, наши тела неистово стремились друг к другу.

Святой отпустил мой подбородок и потянул меня вверх. Не раздумывая ни секунды, я обхватила его ногами за талию, не думая ни о чем, кроме потребности, которая сжимала мое сердце в предвкушении. Он нес меня через всю комнату, и я не могла заставить себя попытаться остановить его. Да я и не хотела его останавливать. Я была добычей, которая с готовностью предлагает свое горло на заклание, не заботясь о том, что из ее тела будет выкачана кровь. Жизни. Потому что сейчас, находясь под жестокой рукой дьявола, я никогда не чувствовала себя более живой. Я все еще терялась в его поцелуе, когда он отпустил меня и повалил на кровать, ударив спиной о матрас.

— Повернись.

— Что…

— Я сказал, — он схватил меня за лодыжки и без труда перевернул на живот, — повернись, мать твою.

— Что ты делаешь?

— Показываю тебе, как это делается. Как по-настоящему пометить кого-то.

Я попыталась вскарабкаться на кровать, но его руки были на моих бедрах и под платьем, когда он стягивал с меня трусики. Он схватил меня за лодыжки и спустил с кровати. Он рывком раздвинул мои ноги и широко расставил бедра. Что-то холодное впилось в мою кожу, и я повернулась, чтобы оглянуться, но увидела цепь вокруг моей лодыжки, привязанную к столбу кровати и сверкающую злым умыслом. Внезапно я перестала быть настолько уверенной в том, что именно я хочу, чего хочет мое тело.

— Святой, мне это не нравится. — Я попыталась пнуть и освободить ногу, но он лишь крепче сжал цепь. — Прекрати, пожалуйста.

Он схватил мою вторую лодыжку и потянул ее к другому столбу, но мне удалось вырваться из его хватки.

— Борясь, ты только делаешь это для меня веселее, Мила.

— Прекрати! — Я закричала, но его сильная рука снова обхватила мою лодыжку. На этот раз я не смогла ее освободить.

— Еще раз закричишь, и я засуну твои трусики в твою чертову глотку так глубоко, что ты задохнешься.

Цепи впились в кожу, и я приподнялась на руках и коленях, когда услышала звук разрыва ремня, который он стянул со своей талии.

— Святой, пожалуйста. — Первая плеть ударила, и я вскрикнула, кожа на моих бедрах зашипела от болезненного укуса кожи.

— Ложись, а то я только сильнее ударю.

— Пожалуйста.

Я услышала, как ремень рассекает воздух, а затем безжалостный треск, когда он врезался в мою плоть. На этот раз на глаза навернулись слезы, а по ногам разлилось жжение. Я прикусила язык, чтобы не дать крику разорвать мое горло.

— Ложись, Мила. Я больше не буду просить.

Боль была такой сильной, как будто он зажег спичку на моей коже, она горела неистовым огнем. Не в силах удержаться на ногах, я опустилась на кровать, прижавшись к ней животом. Я сжала челюсти, сдерживая слезы и желая, чтобы боль утихла.

— Хорошая девочка.

Я быстро вдохнула, и пот выступил на шее. Его тяжелые шаги звучали почти так же громко, как биение моего сердца, и я слышала, как он обходит кровать. Начав с моей лодыжки, он провел пальцами по моей коже медленными движениями, словно стараясь, чтобы этот момент длился долго. Он погладил горящую плоть на моем бедре.

— Я знал, что это будет выглядеть красиво, когда твоя кожа краснеет для меня.

Я сглотнула.

— Я думал об этом в самолете, когда держал твою грудь в руке, и твои щеки покраснели самым красивым розовым цветом. После этого я не мог перестать думать об этом.

— Ты болен.

— Я? — Он опустил руку мне между ног, и я не смогла сдержать стон, сорвавшийся с моих губ. — Если я болен, — он провел пальцем по моей щели, — а твоя киска такая мокрая, то что это значит для тебя?

Я прикусила губу и закрыла глаза.

— Мазохистка. — Из его груди вырвался стон. — Боже, как мне нравится это слово.

Он держал палец между моих чувствительных складок, и я вцепилась когтями в шелковые простыни, когда услышала звук расстегивающейся молнии его брюк.

— Тебе было приятно, когда ты трахала мой палец прошлой ночью?