Ауум наклонил голову, показывая, что услышал ее, и повернулся к Улисану, когда Лизаэль и Онелла заговорили о чем-то своем. Он жестом предложил гиганту говорить.
— Мне очень жаль, Ауум. Но другого выхода у нас не было.
— Я вернусь к этому в своих молитвах, — отозвался Ауум. — Что слышно о наших врагах?
Улисан всмотрелся в лицо Ауума, чтобы понять, не обвиняет ли его архонт, но ничего не увидел.
— Они продолжают наступать вдоль реки, не обращая внимания на этот храм. Они также не предпринимают попыток найти Лошаарен или кого-либо из иниссулов. Их армия уверенно продвигается вперед, к какой-то неведомой нам цели, и, боюсь, им что-то известно.
Ауум понял, о чем он думает, и тоже помрачнел.
— Но они ведь не могут знать туда дорогу, а?
— Конечно, нет, да и Онелла подтвердит, что ни у одного мага не хватит сил долететь до Катура-Фоллз…
— Тем не менее, они наверняка располагают какими-то сведениями. Иначе почему они оставили в покое Аринденет?
— Мы не нашли другого разумного объяснения происходящему.
— Катура не в состоянии защититься от такой армии, — сказал Ауум.
— Жители Катуры не в состоянии прокормить и одеть себя, не говоря о том, чтобы сражаться, — обронила Лизаэль. — Когда ты был там в последний раз?
Ауум пожал плечами.
— По крайней мере, лет пятьдесят назад. Мне незачем было возвращаться туда после того, как последних иниссулов убедили уйти из города. Там распоряжалась Пелин, укрепляя гвардию Аль-Аринаар. Да, я знаю, что в последнее время там возникли некоторые сложности, но…
— Ты слишком долго пренебрегал ими, — заявила Лизаэль. — От того места и людей, которых ты помнишь, не осталось ничего, даже надежды.
— Я не могу быть везде и одновременно, — негромко возразил Ауум. — Я должен доверять остальным. Я доверял Пелин. Или я ошибался?
Лизаэль уткнулась в свою тарелку.
— Когда мы остаемся одни, а наши молитвы не находят ответа, любой из нас может поддаться искушению.
— А где были наблюдатели? Почему мне никто ничего не сказал?
— Потому что в Катуре есть те, кто не хочет, чтобы ТайГетен знали о том, что происходит, — ответила Лизаэль.
Она упорно избегала его взгляда, и это пугало Ауума куда сильнее, чем то, что ему пришлось видеть и слышать после начала вторжения людей в лес.
— Но ты-то могла рассказать мне обо всем, — сказал Ауум, кладя руку ей на плечо. — Мы с тобой разговариваем всегда, где бы ни встретились, здесь или Лошаарене. У нас нет тайн друг от друга.
Когда же Лизаэль, наконец, повернулась к нему, он увидел, что по щекам ее текут слезы. Разговоры вокруг смолкли.
— Я не выполнила свой долг, — срывающимся шепотом проговорила Лизаэль. — Храм Инисса уснул. Сейчас там нет ни одного жреца. Я не возвращалась туда более десяти лет.
— Почему? — осведомился Ауум, не зная, как отнестись к ее откровениям.
— Потому что когда я была там в последний раз, то едва не лишилась жизни.
Ошеломленное молчание, воцарившееся в рядах ТайГетен, накрыло и поваров с обслугой. Он убрал руку с плеча Лизаэль, чтобы охватившая его ярость не заставила его причинить ей боль. Здесь, на паперти самого священного для всех эльфов места, где Инисс неизменно смотрел на них с небес, оберегая ото всех несчастий, его Верховная жрица была вынуждена признаться в своих страхах.
Ауум справился с собой и оглянулся на своих Тай. Затаив дыхание, они ждали его слова.
— Тебе угрожали? — спросил он. — Неужели какой-то эльф действительно посмел угрожать тебе смертью?
Лизаэль долго смотрела на Ауума, крепко сжав губы, чтобы не расплакаться, а потом кивнула.
ТайГетен взорвались гневными криками. Они вскочили на ноги, потрясая кулаками и требуя возмездия и справедливости. Один лишь Ауум остался сидеть. Вот он поднял руку, и его воины умолкли.
— Приберегите свой гнев для людей, — сказал он. — Направьте огонь своих сердец на тех, кто готов надругаться над нашим лесом, а нас всех стереть с лица земли. Верьте мне. Ни один преступник не уйдет от справедливого возмездия. А того, кто осмелился взглянуть в глаза нашей обожаемой Лизаэль и помыслить о том, чтобы оборвать ее жизнь, ждет особенная пытка и боль.
— А теперь давайте праздновать дальше. Не будем омрачать столь торжественную церемонию. Отдыхайте и набирайтесь сил. А завтра мы двинемся в путь.
Джерал наблюдал за Хундом, пока маг общался с Истормуном. Тот побледнел и дрожал всем телом. На лбу у него выступил пот, губы пересохли и кровоточили в тех местах, где он прокусил их. Глазные яблоки его двигались безостановочно за закрытыми веками, а когда Джералу показалось, что маг вот-вот потеряет равновесие, он протянул руку, чтобы поддержать его, хотя тот и так сидел, скрестив ноги, на берегу реки.
Сгущались сумерки. Наступало время суток, которого Джерал боялся больше всего. До того, как походные костры, факелы и лампы создадут иллюзию безопасности охранного периметра, и значительно позже того, как кто-либо из них еще мог разглядеть хоть что-то под сводами леса.