Восстание в пустыне

Именно возле узкого бездонного ущелья реки Ярмук железнодорожный путь из Палестины в Дамаск подымался на Хауран[56]. Отвесные склоны долины реки Иордан и неровность поверхности восточного плоскогорья послужили причиной того, что проложить этот отрезок железнодорожного пути оказалось труднее всего. Инженерам пришлось проводить его в извилистой долине, по которой протекала река, и железнодорожная линия многократно пересекала водный поток целым рядом мостов, из которых труднее всего восстановить было бы самый западный и самый восточный. Уничтожение одного из этих мостов отрезало бы на две недели турецкую армию в Палестине от базы в Дамаске и лишило бы возможности спастись от наступления Алленби. Чтобы достигнуть Ярмука, нам нужно было пройти от Акабы через Аэрак (оазис у северной оконечности Сирхана) около четырехсот двадцати миль. Турки считали, что мы не угрожаем мостам, и очень слабо охраняли их.

Мы изложили наш план Алленби. Он попросил, чтобы мы его осуществили 5 ноября или в один из трех следующих дней.

Насир, наш обычный сапер, отсутствовал, но с племенем бени-сахр был Али Ибн эль-Гуссейн, молодой и привлекательный шериф клана харита, который уже давно отличился под Мединой, когда Фейсал находился в отчаянном положении. Али, будучи некоторое время гостем Джемаля в Дамаске, уже знал кое-что о Сирии. Я попросил Фейсала отпустить его со мной.

Мой план заключался в стремительном переходе в два приема от Азрака до Ум-Кейса с горстью людей, числом не более пятидесяти. Ум-Кейс стоял как раз над самым западным из мостов Ярмука. На нем находилось лишь с полдесятка сторожевых постов. Смена часовых производилась из состава соседнего гарнизона в Хемме.

Я надеялся убедить нескольких людей из племени абу-тайи отправиться со мной. Эти люди-волки обеспечили бы успешный штурм моста. Чтобы не дать подойти подкреплениям к неприятелю, мы смели бы подступы огнем пулеметов, управляемых индусами-волонтерами из индийской кавалерийской дивизии во Франции под начальством Джемаддар Гассан-Шаха.

Разрушение больших мостовых устоев ограниченными количествами взрывчатого вещества являлось операцией, требующей точности, затруднительной под огнем противника. Я пригласил капитана Вуда, инженера базы в Акабе, сопровождать меня. Он немедленно согласился, хотя и был признан врачами негодным к действительной службе из-за пули, пробившей ему голову во Франции.

Джордж Ллойд, проводивший в Акабе несколько последних дней перед отъездом в Версаль на печальное заседание межсоюзного комитета[57], заявил, что он поедет с нами до Джефера.

Мы заканчивали наши последние приготовления, когда к нам прибыл неожиданный союзник в лице Абд эль-Кадера эль-Джезаира[58], внука воинственного защитника Алжира против турок. Он предложил Фейсалу распоряжаться душой и телом его соплеменников, смелых, непреклонных в бою алжирских изгнанников, живущих сплоченно вдоль северного берега Ярмука.

Мы ухватились за его предложение, которое давало нам возможность в течение короткого времени овладеть средним участком проходящей по долине железной дороги, включая два или три главных моста, не переполошив всех окрестностей, ибо алжирцы были ненавистными чужаками для арабов и арабы-крестьяне не примкнули бы к ним. В соответствии с этим мы отложили встречу в Азраке с шейхом Рафой, а Заалу не сказали ни слова. Взамен мы сосредоточили все наши помыслы на вади Халид и его мостах.

Пока мы занимались этими хитростями, пришла телеграмма от полковника Бремонда, содержавшая предупреждение, что Абд эль-Кадер был шпионом на жалованье у турок. Это расстраивало все наши планы.

Фейсал сказал мне:

– Я знаю, что он сумасброд. Думаю, что он честен. Берегите головы и используйте его.

Так мы и сделали, оказывая ему полное доверие из тех соображений, что если он обманщик, то не поверит нашей чистосердечности, а если честный человек, то подозрительность к нему лишь сделала бы его обманщиком.

Безусловно, он был энтузиастом ислама, полусумасшедшим на почве религиозного фанатизма и самой неистовой веры в самого себя. Его мусульманскую щепетильность оскорбляло то, что я явно был христианином. Его гордость страдала от нашего общества, ибо племена относились к Али Ибн эль-Гуссейну как к высшему авторитету, а ко мне еще лучше, чем к последнему. Его тупость и глупость два или три раза заставляли Али терять самообладание, что приводило к тяжелым сценам. В конце концов Абд эль-Кадер покинул нас, беспомощных, в отчаянную минуту, а до того, насколько лишь хватало его сил, препятствовал походу и разрушал наши планы.

Опять через железную дорогу

Напоследок мы роскошно попировали и выступили в путь вечером 24 октября 1917 года. В течение четырех часов мы подвигались медленно: первый переход всегда был трудным.