Восстание в пустыне

С наступлением сумерек мы спустились вниз, чтобы подложить мину. Подземный сток для воды на сто семьдесят втором километре казался наиболее пригодным для нее местом. Пока мы стояли там, раздался гул, и в спустившемся мраке и тумане внезапно из-за северного поворота показался поезд — в каких-нибудь двухстах ярдах от нас. Мы бросились под длинную арку; поезд прогрохотал над самыми головами. Когда путь вновь очистился, мы приступили к установке снаряда. Дул пронзительный холодный ветер, относивший потоки дождя в долину.

Мы заложили взрывчатое вещество у вершины арки, глубже, чем обыкновенно, чтобы патрули, проходя над ним, не почувствовали под ногами его студенистую мягкость. Из-за глины работа отняла времени больше, чем обычно, и, прежде чем мы кончили, почти рассвело.

Угрюмый и промокший, я поджидал под сквозной аркой наступления дня. Я обошел всю изрытую площадь и потратил полчаса, чтобы сгладить следы, забросав их листьями и сухой травой.

Опять послышался гул. Какой-то поезд шел с севера. Взрыватель находился у долговязого раба Фейсала — Гамуда, но, прежде чем тот добрался до меня, поезд с небольшим составом закрытых товарных вагонов промчался мимо. Ливень и туманное утро скрыли его от глаз нашего часового. Когда он заметил состав, было уже слишком поздно.

Новая неудача усугубила нашу печаль. Али заявил, что из этой поездки не выйдет никакого толка. Дабы рассеять впечатление от его слов, я объявил, что необходимо выслать караульные посты — один к развалинам на север, второй к каменной вехе на южной вершине.

Остальные, не имея завтрака, должны были притвориться, что не голодны. Все охотно проделали это, и в течение некоторого времени мы весело сидели под дождем, позади бруствера из наших верблюдов, прижавшись друг к другу, чтобы согреться. Когда дождь переставал, что случалось часто, нас пронизывал холодный стонущий ветер. Вскоре наши промокшие рубашки сделались липкими. Нам нечего было есть, нечего делать и негде присесть, кроме мокрых утесов, мокрой травы и глины.

Однако эта скверная погода беспрестанно напоминала мне, что она задерживает наступление Алленби на Иерусалим и лишает его возможной победы.

Ожидание тягостно даже в самых лучших обстоятельствах. В тот день оно было нестерпимо. Наконец около полудня, когда на минуту совершенно прояснилось, караульные с южной вершины начали дико размахивать своими плащами в знак того, что идет поезд. В одно мгновение мы заняли наши позиции.

Я не слышал шума приближающегося поезда. Мне донесли, что он идет очень медленно и имеет состав огромной длины. Чем длиннее он был, тем богаче была бы наша добыча. Наши аппетиты разгорелись. Затем пошел слух, что поезд остановился и опять двинулся вперед.

Наконец примерно через час я услышал тяжелое дыхание поезда. Паровоз, очевидно, был с каким-то дефектом (все паровозы с дровяным отоплением никуда не годились). Я притаился за своим кустом, пока поезд медленно тащился мимо южного поворота железной дороги и вдоль насыпи над моей головой, к водостоку. Первые десять вагонов были площадками, переполненными солдатами.

Однако колебаться было поздно. Поэтому, когда паровоз очутился прямо надо мной, я нажал ручку взрывателя. Взрыва не последовало. Я четыре раза повернул ее. Опять не последовало никакого взрыва. Мне стало ясно, что взрыватель испортился. Я стоял на коленях на неприкрытой насыпи, а в пятидесяти ярдах мимо медленно тащился турецкий поезд, полный солдат. Куст, ранее казавшийся мне высотою в фут, съежился, став меньше фигового листка, и мне начало казаться, что я являюсь самым заметным предметом на фоне ландшафта.

За мной на двести ярдов простиралась долина по направлению к прикрытию, где ждали мои арабы, удивляясь, что я не даю о себе знать. Но я не мог броситься к ним, так как турки, заметив меня, соскочили бы с поезда и прикончили нас.

Итак, я неподвижно сидел, пока мимо не протащились восемнадцать открытых товарных вагонов, три закрытых и три классных офицерских. Паровоз пыхтел все медленнее и медленнее, и каждую минуту я думал, что он остановится. Наконец площадка тормозного вагона неторопливо скрылась из виду. Когда поезд прошел, я вскочил на ноги, схватил злополучный взрыватель и, как кролик, умчался на гору в безопасное место.

Мифлех чуть не плакал, думая, что я намеренно пропустил поезд невредимым. Когда люди сирхан узнали истинную причину, они сказали в один голос:

— Нам во всем сопутствует неудача.

С определенной точки зрения их слова были справедливы, но, так как они говорили пророческим тоном, я саркастически припомнил их отвагу на мосту неделю тому назад.

Немедленно поднялся оглушительный гам. Люди племени сирхан яростно нападали на меня, а бени-сахр защищали.

Когда мы помирились, прежнее уныние было наполовину позабыто. Подоспевший Али благородно поддерживал меня, хотя несчастный парень посинел от холода и дрожал в приступе лихорадки. Он возвестил, что их предок, великий пророк, наделил шерифов способностью ясновидения и благодаря ей он знает, что счастье улыбнется нам. Этим он утешил арабов.