Восстание вассала

Изменить ее раз и навсегда! Кто еще подумает о нем, если не он сам?!

2

– Скажи водителю, чтобы сделал звук громче, – сидя на заднем сиденье и прислушиваясь к эфиру, попросил начальника своей службы безопасности глава Фонда глобальной политики. – На какой это волне?

– Так 91,2. «Эхо Москвы». – Макарыч охотно выполнил просьбу шефа. – Водила у нас умный. Он всегда их радио слушает.

Охранник хотел что-то добавить, но Бессмертнов его опередил.

– Я просил не комментировать, а сделать звук громче. Сделал?

– Так точно, Андрей Андреевич.

– Молодец. А теперь помолчи. Дай послушать.

Ведущий между тем с нескрываемой издевкой говорил о некой личности. Бессмертнов напряг слух.

«– Он не раскаивается, не закладывает руки за спину, не танцует, не поет и не хочет становиться швеей-мотористкой. Одним словом, злостный беспредельщик. Никакого освобождения: ни условного, ни досрочного, – смешно картавил журналист. – Если бы заключенного с таким „беспредельным поведением“ звали не „Данист“, портрет его висел бы на доске почета колонии или в красном углу. И начальство бы на него молилось. Понятно это всем, даже судьям. Если бы махнули платком из-за „Стенки“, никто бы не стал заморачиваться незаложенными за спину руками или неучастием в самодеятельности. Было ли вообще намерение освободить Даниста? Об этом хочу спросить слушателей после моей ремарки».

«Пожалейте человека – заткнитесь!»

«Представьтесь, пожалуйста».

«Это еще зачем? Там правит уголовная логика: не ерзай под батей, трахнет – и слезет. А будешь, как писал Солженицын, залупаться – перо в бок получишь. Вам самому от себя еще не противно?»

«Солженицына только не трогайте. Человек недавно умер. И не передергивайте…»

«Аллилуйя нашему самому справедливому Суду!!!!!!!!!!!»

«Наконец наш суд проявляет себя, как должен, – в эфире прорезался новый голос. – Как и герой из фильма, могу только воскликнуть: „Да здравствует наш самый справедливый суд!“»

«Моя фамилия Потапов. Если на зоне хозяйничают паханы и мусора, то с чего ждать, чтобы зона стала исправлять людей? Что на зоне система калечит, убивает, насилует, уничтожает, превращает людей в скот, это я твердо знаю».

– Что-то я не понимаю. Им жалко Даниста? – Президент Фонда сначала подумал, что этот вопрос раздался в эфире, но спрашивал начальник службы безопасности. – Может, выключить?

– Отчего же? Пускай пар выпустят. Даже интересно, – ничего не выражающим голосом произнес Бессмертнов.

Между тем кто-то в эфире уже читал стихи: Толпа шумит нестройным хором. Свободу идолу. Он не был вором. Народ молчит, а вор сидит. Насуплен, скучен и сердит.

– Вот это верно, Андрей Андреевич. Хорошие стихи, – попытался угадать настроение шефа Макарыч. Но, как оказалось, играл и опять не угадал.

– Не знаю. Не знаю. – Бессмертнов, казалось, сам не понимал собственных чувств.

Он нервно отбросил на сиденье пухлую папку с бумагами, которую взял как обычно, чтобы поработать в дороге. Но теперь какая уже работа… И что он так завелся? Еще звук попросил усилить. Будто хотел услышать что-то новое для себя.

Бессмертнов бросил невидящий взгляд в окно машины, летящей по Кутузовскому проспекту со скоростью 200 километров в час. Почему они так носятся? Когда-то давно, в пору своего первого прихода во власть, услышал от охраны: мол, практически исключается попадание по мишени. Мишенью значился, конечно, он.

При этой малоприятной мысли Бессмертнов машинально усмехнулся. Какая он мишень? И для кого? Для ЦРУ? Или для отечественных отморозков? Чушь, полная чушь. Разве что этот страдалец, чьи кости сейчас моют в эфире? Все строит из себя борца за идею. Сколько же их, «борцов» этих самых, расплодилось. Куда ни плюнь, везде борец. Где они все теперь? Как только кое-кого призвали к порядку, все под лавки попрятались. И оттуда вякают, вякают… Пусть себе вякают.

Что это он вдруг о них вспомнил? Ах да, мишень. Слабаки. Кто из них что-то может? – Бессмертнов всерьез задумался, будто впервые. Этот Данист, пожалуй, может. Уголовник. Налоги платил бы, тогда не оказался бы за решеткой. В Штатах за такие дела порвали бы – как Бобик грелку – на мелкие кусочки. Так что восемь лет еще не такой и большой срок. Демократия начинается с уважения к Закону! Украл курицу – воришка, не заплатил налогов пару миллиардов – узник совести. Мочить таких мучеников надо в сортире. Ха-ха! Вам не стыдно, гражданин Климкин?..

Какой Климкин? Что еще за Климкин? Важный пассажир с трудом вспомнил, откуда взялась эта фамилия. Ведущий «Эха». Тьфу ты. Сколько раз уже давал себе зарок не заводиться. Так вот, опять…

Бессмертнов поймал себя на мысли, что вольно или невольно заряжается очередной порцией праведного гнева против сибирского сидельца. Или нет, не так. Тогда что? Оправдывается? Перед кем? Перед Господом? Или собственной душой?

Он попытался прислушаться к душе. Что она ему напевает? Жалко все-таки бывшего олигарха?

Душа испуганно молчала. Зато грассирующий голос радиожурналиста «Эха» вновь пробился до его озабоченного сознания. Опять какому-то умнику предоставлял трибуну.