Худшие предположения Николая Павловича о причинах возмущения полностью подтвердились донесениями генералов. «Видно, что слухи об отравах и тягость карантинных мер не могли служить к оному поводом, но много способствовало к распространению мятежа ненависть и общая недоверчивость к части из начальников и притеснения от них, якобы ими претерпеваемые», — сообщал Орлов свой вывод из поездки в поселения. Столь же ясно писал о причинах возмущения и генерал Строганов: «Видимая цель поселян — воспользоваться сим неожиданным случаем (эпидемией), чтобы потрясти на долгое время основания столь ненавидимого ими порядка».
Орлову при помощи манифеста царя удалось обмануть поселян. Это было началом ликвидации восстания в Новгородском уделе военных поселений. Манифест царя обещал прощение и забвение всех грехов за чистосердечное раскаяние. Огромным большинством поселян Новгородского удела, вначале по крайней мере, манифест был истолкован как победа их над начальством и как — это главное — перемена в их тяжком положении. Поэтому на некоторое время, пока власти не раскрывали дальнейших своих намерений, волнения в округах этого удела утихли. Затишьем воспользовался Орлов для того, чтобы вывести из округа Австрийского полка вооруженный резервный баталион. Баталион был отправлен в Новгород.
В то же время, играя на доверии поселян к манифесту царя, Орлов деятельно подготовлял их к «раскаянию», т. е. к выдаче зачинщиков и вообще всех принимавших более или менее активное участие в восстании. Средством к этому явилась церковь; она охотно взяла на себя эту привычную ей постыдную и гнусную роль. В Австрийском полку полковник Панаев, получив приказ Орлова «довести поселян до расскаяния», не замедлил прибегнуть к этому испытанному верному средству.
«Я выпросил у преосвященного, чтобы были командированы ко мне пять человек умных монахов, кои могли бы на исповеди усовестить заблудившихся и привести к сознанию убийц. Все роты исполняли таинство покаяния. Монахи свое дело исполняли усердно», — удовлетворенно сообщал полковник Панаев.
В других полках дело обстояло еще проще: поселяне, убежденные священниками в своих грехах, записывали убитых в свои семейные поминания.
Но об аресте виновников возмущения Орлов пока не помышлял; он ожидал прибытия выступивших секретно из Петербурга войск под командой генерал-майора Самсонова, а также снятых с карантинной линии резервных баталионов гренадерских полков. Царь прислал Орлову и программу действий. Программа состояла в следующем:
1. Под предлогом высочайшего смотра все 12 резервных баталионов 1-й и 2-й гренадерских дивизий отправить из округов отдельно друг от друга и двумя разными дорогами в Гатчину и Рождественское. По прибытии в указанные места, баталионы будут отправлены в армию.
2. Резервные артиллерийские роты направить в Красное село.
Царь предполагал обманным уводом из поселений вооруженных баталионов и артиллерийских рот лишить поддержки коренные поселенные баталионы, с которыми уже легче будет расправиться на месте.
Путь для вывода войск был избран через Медведский округ. Кратчайшим путем, через мятежные округа, выводить баталионы было опасно, и Медведский округ не без основания был избран теми воротами, через которые направлялись ненадежные баталионы. Из всех 14 округов военных поселений не было восстания только в Медведском округе, где был расположен 1-й карабинерный полк.
Начальник этого округа полковник Тризна, узнав о восстании в соседних округах, отправил баталионы на покос, за 30 верст от села Медведь, в глухую болотистую местность, сказав поселянам, что имеет извещение об идущей из Малороссии на польский фронт кавалерии. Все дни восстания поселяне заготовляли сено, оставаясь в неведении о событиях, разыгравшихся в соседних округах.
Замечательно то обстоятельство, что царь, прекрасно знавший причину мирного настроения поселян этого округа, поспешно и охотно забыл о ней, — так ужасна для него была окружающая действительность, так необходим был ему самообман! Впоследствии он приехал в Медведь, благодарил «верный полк», подарил полку весь скот и хозяйственный инвентарь соседних восставших округов, дал и другие значительные льготы. Ему необходимо было убедить не только себя, но в еще большей степени других в верности поселян с. Медведя, поэтому он устно и письменно поддерживал эту версию:
«В Медведе все так оставалось и во все время бесподобно», — уверял он своего корреспондента, генерала Толстого.