Бунтовщики вели себя героями. Сломить их упорство не удалось: они умирали на глазах отцов и матерей, но не просили помилования. Аракчеев писал императору Александру: «Ожесточение преступников было до такой степени, что из 40 человек только трое, раскаявшись в своем преступлении, просили помилования — они на месте же прощены, а прочие 37 человек наказаны. Но сие наказание не подействовало на остальных арестантов, при оном бывших, хотя оно было строго и примерно. По окончании сего наказания спрошены были все наказанные арестанты, каются ли они в своем преступлении и прекратят ли свое буйство. Но как они единогласно сие отвергли, то…» — и начались новые истязания. 20 человек были забиты палками на месте, прочие 17 остались калеками на всю жизнь.
Кроме наказанных шпицрутенами, 400 чел. были отправлены на службу в Оренбург и в 3-ю Уланскую дивизию. 29 женщин, участвовавших в восстании, после наказания розгами были также отправлены в Оренбург.
Адъютант генерала Лисаневича штаб-ротмистр Тареев, причастный к восстанию, был лишен чинов и знаков отличия, разжалован в солдаты без выслуги и отправлен в одну из крепостей Оренбургской губернии.
По поводу зверской чугуевской бойни Александр I писал Аракчееву: «С одной стороны, мог я в надлежащей силе ценить все, что твоя чувствительная душа должна была терпеть в тех обстоятельствах, в которых ты находишься. С другой стороны, я умею также и ценить благоразумие, с коим ты действовал в сих важных происшествиях. Благодарю тебя искренне от чистого сердца за все твои труды». Письмо звучит издевательством: писать о чувствительной душе Аркачеева мог только Александр I.
Волнения в военных поселениях происходили в последующие годы. Так, в 1824 г. снова на юге, в селении Зыбкове, взбунтовались старообрядцы, не желавшие «идти под бритье». Свыше ста человек были наказаны розгами.
В 1826 году взбунтовалась гренадерская рота поселенного баталиона Аракчеевского полка. На инспекторском смотру поселяне заявили генералу Петрову 1-му, что служить у них нет больше сил, и просили передать об этом графу Аракчееву Приехавший в округ Аракчеев велел собрать баталион в манеже и приказал выйти вперед тем, кто жалуется на тяжесть службы и отказывается «у него служить», обещав при этом не наказывать недовольных.
Из рядов вышло несколько человек, и с каждым у графа произошел следующий разговор:
— Так ты не желаешь у меня служить?
— Не желаю, ваше сиятельство.
— Будешь государя просить?
— Буду, ваше сиятельство.
Отобрав таким образом 30 человек, он приказал баталионному командиру майору Енгалычеву проводить эту партию в Новгород, чтобы оттуда отправить на службу в дальние гарнизоны. Над четырьмя же зачинщиками состоялся суд. Судная комиссия состояла из двух лиц: самого Аракчеева и командира полка полковника Фрикена — Федора Кулакова, как звали полковника солдаты, не имевшего себе соперников на палочном фронте. Зачинщики были приговорены к наказанию шпицрутенами от 6 до 10 тысяч ударов.
Видевший их в госпитале после наказания поселянин Александр Максимов вспоминает: «Они, что мясо изрубленное, лежали избитые, — по одной голове только и узнать было можно, что люди, а не убоина».
Это было последнее деяние Аракчеева в военных поселениях, — в апреле того же года он оставил командование поселенным корпусом.
Наконец, в историю волнений в военных поселениях, до грандиозного восстания поселян в 1831 году, должно быть включено вооруженное восстание 1829 г. в округе поселенного Серпуховского уланского полка.
Это восстание было одним из наиболее организованных и упорных, а по решительности действий мятежников против правительственных войск и по своей кровавой развязке не имеющее себе равного.
Остановимся подробнее на этом происшествии.
10 ноября 1828 г. состоялось распоряжение об образовании нового округа Серпуховского уланского полка. Полк был выделен из округа 2-й уланской дивизии, поселенной в прежнее царствование. Новый округ должен был быть образован из 15 казенных селений и двух хуторов в Змиевском и Изюмском уездах с 8 354 ревизскими душами.
Крестьянам селений нового округа был тогда же прочитан широковещательный указ о всех выгодах, связанных с переходом их на новое положение. Каковы были эти «выгоды», крестьяне уже хорошо знали: рядом с их деревнями находились военные поселения, и за десятилетнее их существование крестьяне насмотрелись на «райскую» жизнь несчастных поселенцев.