В своих богословских работах и в речах, как и в начинаниях светских, в прозе и в стихах, Полоцкий шокирует старых московитов не только употреблением форм и использованием источников, чуждых их умственному кругозору: он берет цитаты из классической мифологии, из св. Августина или из Беллармина. Он не только подрывает их веру католическими тенденциями, в чем его часто обвиняли. Даже с точки зрения Запада этот язык и эта эрудиция являлись уже вышедшими из моды. Малорусская группа, сорганизовавшись прочно с помощью братства Чудова монастыря, где ей удалось создать центр интеллектуальной жизни, не была, впрочем, однообразна. Полоцкий представляет в ней Киевскую академию с тем направлением, которое дал ей Могила, т. е. с ориентацией почти исключительно польскою и латинскою.
Его ученик, Сильвестр Медведев, держится того же направления. Епифаний Славеницкий, напротив, предан по-прежнему более старым традициям той же Академии: эллинским и более строго православным. В этом направлении он развивает большую активность, переводя на славянский не только отрывки из Священного Писания, но также несколько светских произведений греческой литературы, трактаты по географии и истории, по политике и педагогике. Не забывая филологии, он обнародовал греко-латино-славянский словарь, другой словарь сравнительной литературы. Он безусловно, более образован, чем его соперник, и некоторые из его оригинальных сочинений, как, например, трактат о милостыне, с выдающимся проектом общественной помощи бедным, обнаруживают в нем благородство и большую проницательность.
После его смерти его ученик, монах Евфимий, следует тому же направлению, и еще подчеркивает в нем восточную тенденцию. Полоцкий, напротив, еще больше удаляется от нее. Учитель царских детей, поэт и драматург двора, стараясь ввести даже в литургию элементы поэзии и драматического искусства, напыщенный, наконец, проповедник, – он разменивается на занятия, которые должны в нем показаться фривольными. Он сеет в них прекрасные мысли, проповедуя необходимость образования как главного орудия нравственного перерождения, указывая на невежество как на главную причину раскола, нападая на самый Домострой, в той его части, где он слишком сурово трактует о домашней жизни и особенно об отношении к женщине. Будучи священником, он на деле работает на пользу перехода к светской науке и литературе. Но к этому плодотворному семени, которое возрастет, дав полезный плод, он примешивает и довольно бесплодные и нелепые мысли, как, например, рассуждение о том, мог ли Христос говорить сразу же после своего рождения, или почему он был пригвожден к кресту тремя, а не четырьмя гвоздями. Он говорит о трех небесных сферах, из которых одна кристальная. Он спрашивает себя, возродимся ли мы при последнем суде с ногтями, и приходит к положительному выводу; но ногти будут обрезаны.
Во всем этом не было ничего достаточно заманчивого, достаточно захватывающего, чтобы побороть сопротивление, которое эта пропаганда латинского и польского происхождения, следовательно вдвойне подозрительная, должна была встретить в православных и консервативных кругах. Патриарх Иоаким терпел Полоцкого лишь благодаря расположению, которым этот иностранец пользовался у государя. В 1673 году смерть украинофила Ртищева, а в 1675 году крутицкого митрополита Павла, которому Полоцкий помогал в составлении речей, отняли у малорусской группы могущественных покровителей, и греческая партия взяла верх. Полоцкий вынужден был основать в Кремле частную типографию, где его издания ускользали от цензуры патриарха. Малороссами же продолжали пользоваться в качестве церковных певчих, но когда в 1681 году знаменитый проект академии стал приближаться к окончательному его осуществлению, Медведев стал думать, что не найдет себе места в этом учреждении, и стал мечтать о создании другой, в которой он мог бы приложить к делу программу, принятую им в наследство от его учителя.
Вскоре между тем обе партии оказались перед лицом общего противника. То был профессор философии и богословия Иван Белобродский, объединивший теперь вокруг себя всех непримиримых националистов, решительных врагов всякого иностранного влияния. Между ними произошло соглашение, и плодом его явилась построенная наконец Славяно-греко-латинская академия. Там царили греки, и в статутах учреждения фигурировало даже формальное порицание уже умершему в 1680 году Полоцкому и самому Медведеву. Но тем не менее, программа проектируемых занятий была составлена в духе украинских идей, и Медведеву в 1685 году была предоставлена честь представить эти статуты на утверждение царевны Софьи. Напротив, выбор профессоров был поручен константинопольскому патриарху Досифею, который рекомендовал братьев Лихудов.