Следовательно, тактичное поведение аналитика можно считать проявлением понимания им уязвимости анализанда, страдающего нарушением самости, понимания им тенденции анализанда замыкаться в себе или реагировать гневом. Но даже самое сенситивное и отзывчивое поведение аналитика, основанное на правильной, но лишь предсознательно достигнутой оценке психопатологии анализандов, страдающих нарушениями самости, не может заменить реконструирующий и интерпретирующий подход, основанный на сознательном понимании аналитиком структурных дефектов самости пациента и переносов объекта самости, возникающих вследствие этих дефектов. И если вдобавок к неспособности аналитика понять сущность психопатологии анализанда и правильно ее интерпретировать он продолжает вести себя по отношению к анализандам с нарциссическими нарушениями личности, придерживаясь установки осторожной сдержанности и безмолвствуя, то это может иметь в дальнейшем пагубные последствия. Анализанд будет чувствовать, что даже малая толика эксгибиционизма его самости или со всеми мерами предосторожности продемонстрированная идеализация не получила должного отклика; эти хрупкие конфигурации, которые только-только начали заново активизироваться, окажутся снова разрушенными; поведение анализанда будет характеризоваться смесью разочарованной апатии (ослаблением самости) и гнева (регрессивной трансформацией самоутверждения), и в ходе дальнейшего анализа интерпретации аналитика начнут фокусироваться на реактивированном взаимодействии инфантильной агрессии и чувства вины[73]
— апатия отверженной самости часто неверно расценивается как следствие структурного конфликта (чувство вины из-за деструктивных импульсов), — и они оставят в стороне гораздо более важное повторение детских переживаний анализанда: его реакцию на неправильные ответы со стороны объектов его самости. Переоценка аналитиком значения гнева и деструктивности анализанда в свете психологии самости — переоценка, я бы хотел еще раз подчеркнуть, вполне совместимая с интеллектуальным и эмоциональным признанием аналитиком универсальности и важности агрессии и враждебности в клинической ситуации и вне ее — помогает не только предотвратить возникновение искусственной ситуации противостояния между аналитиком и анализандом, но и, меняя акцент интерпретаций, постепенно ведет к аналитическому устранению всей патогенной конфигурации, из которой проистекает склонность анализанда реагировать гневом. Одним словом, анализанд «сталкивается» не с базальной враждебностью, которую он должен сначала научиться распознавать в себе, а затем приручить, а с задачей осознания того, что, хотя он и вправе ожидать от объектов самости взрослой жизни пусть даже частично эмпатических ответов, он должен в конечном счете понять, что они не могут восполнить травмирующую несостоятельность объектов самости в его детстве. Именно восстановление при переносе патогенных объектов самости из детства анализанда — реконструкция патогенного окружения в детстве — и переработка травматических состояний в ранней жизни, возникших вследствие этих фрустраций, наряду с появлением новых психологических структур сделают анализанда менее склонным реагировать гневом.