Восставшая из ада

Малышей в песочнице уже не было, зато их место занимали два мужичка запущенного вида в армейских телогрейках. Мужички расположили на панели песочницы – там куда дети обычно выкладывают куличики – бутылку водки и нехитрую закуску, состоявшую, насколько я могла рассмотреть, из нескольких чахлых огурчиков и двух сосисок.

Мужички чокнулись, опрокинули по стакану и принялись неторопливо закусывать. Один из них откусил немного от огурчика и положил его обратно на панель, а второй – запихал в щербатый рот целиком одну из сосисок.

На любителя сосисок тут же накинулся его собутыльник и, размахивая руками, принялся ему что-то доказывать.

Очевидно, объяснял, что водки целая бутылка, а закуски мало – после второй нечем закусывать будет. Виноватый разводил руками.

Я вздохнула – мне бы ваши проблемы, ребята...

Сумерки в осеннем воздухе сгустились настолько, что можно было бы предположить, будто уже настала ночь. Я погасила в пепельнице сигарету, тут же закурила новую и прошла в прихожу посмотреть – который час.

Настенные часы в прихожей показывали – без пяти минут десять.

Да, почти ночь уже.

Новая мысль пришла мне в голову. Такая неожиданная, что я едва не выронила сигарету из пальцев:

– А какой сегодня день недели? – вслух произнесла я.

– Среда... четверг... Пятница! Сегодня же пятница!

Я машинально снова взглянула на часы – без четырех минут десять.

Так вот почему я не могла уснуть – долгое время – пока Наташа жила в Москве, мы уговорились с ней созваниваться каждую неделю – в пятницу в десять часов вечера – это чтобы каждая из нас наверняка была дома.

Мы с Наташей свято соблюдали этот обычай – и ни одного из традиционных пятничных телефонных разговоров не пропустили.

Поэтому я и не могла уснуть – у меня уже выработалось что-то вроде условного рефлекса, как у собаки Павлова, – пятница десять часов – я не должна спать.

Должна ждать звонка.

Я горько усмехнулась, затянулась сигаретой и снова проследовала к кухонному подоконнику. Теперь мне ждать нечего – мне никто не позвонит. Моя сестра мертва, а кто ее убил и за что – мне неизвестно.

Выпивающие мужички, которых уже едва было видно в наступивших сумерках, забыли о своих разногласиях и допивали по последней. На закуску у них оставалось еще по целому огурчику и половина сосиски.

Я положила уже потухший окурок в пепельницу и повернулась, чтобы уходить из кухни.

В прихожей раздался телефонный звонок.

* * *

Тишина в трубке была мертвой. Такой, какой никогда не бывает в трубке исправного телефонного аппарата.

Но ведь телефон не отключен. Только что он надрывно разрывался, три звонка прогремели в прихожей, прежде, чем я осмелилась поднять трубку.

Я сглотнула и выговорила:

– Алло.

Ничего я не услышала в ответ – ни гудков, ни сигналов, ни...

«Ничего телефон не звонил, – вздохнув с облегчением, подумала я, – просто мне почудилось. А телефон отключен.

Наверное, Наташа забыла заплатить за него, и его отключили – очень просто».

– Всего-навсего у меня взвинчены нервы, – сказала вслух, – мне почудилось.

Я положила трубку и закурила снова, отметив, что руки у меня довольно сильно тряслись.

Потом закусила губу, минуту постояла в задумчивости в прихожей, а после принесенным из кухни ножом перерезала телефонный провод. И для верности вырвала к чертовой матери кабель из розетки и из соответствующего гнезда в телефонном аппарате.

Теперь все.

Недокуренную сигаретку я выбросила в раковину. Потом снова поднялась с места и прошла по всей квартире, в каждой комнате включая свет.

Под лучами электрической лампочки особенно отчетливо выделялись бурые следы страшного пятна на полу прихожей под полочкой для телефона.

«Лучше бы Васик остался со мной, – подумала я, – не было бы так жутко... Черт возьми... Это, это...»

Мысли мои путались, липкий пот покрывал все тело, как мокрая паутина страха.

Телефон зазвонил снова.

Я остановилась как вкопанная там, где врасплох застал меня этот внезапный звонок – на выходе из гостиной, на самом пороге комнаты.

– Этого не может быть, – громко сказала я сама себе.

Сделав два нетвердых шага, я опустилась на колени и посмотрела под телефонную полочку. Да, так и есть – кусок обрезанного мною телефонного кабеля лежал у стены.

А телефон зазвонил снова, хотя по всем законам здравого смысла, никак не мог зазвонить.

Еще один звонок.

Собравшись с силами, шагнула к телефону и рывком сняла трубку.

– Алло!! – крикнула я что было мочи.

Ответом была мне все та же мертвая тишина, потом – как будто где-то далеко-далеко ветер загудел в телефонных проводах – и я услышала из трубки:

– Оля...

Надеясь, что ослышалась, я снова повторила внезапно охрипшим голосом:

– Алло!

– Оля... – вновь донеслось из трубки и, не выдержав, я разрыдалась, потому что узнала голос, дважды произнесший мое имя.

Это был голос моей покойной сестры Натальи.

* * *

Истерика моя была непродолжительна, хотя довольно бурна. Сначала я подумала, что это была чья-то злая шутка – кто-то записал на магнитофон голос моей сестры и теперь передавал его мне по телефонной связи, но потом я вспомнила, что несколько минут назад собственной рукой перерезала провода и кабель.