Восставшая из пепла (1975)

Итак, огромная армия Белой Пустыни выступила против Ораша, Города Пурпурной долины, и я думала, что после той стычки у озера будет немало сражений. Но этого не случилось. Какой бы там дух ни воодушевлял их явиться к нам с мечами, он умер вместе с трупами среди тлеющих палаток.

Мы добрались до него в полдень и ответили на огонь огнем. Среди лесов насчитывалось десять деревень, охранявших городские поля. Их наряду со всеми урожаями, садами, запасами строевого леса, масла и тканей подожгли и полностью уничтожили, за исключением необходимых вещей, взятых армией для себя. Селян, думаю, по большей части перебили, хотя некоторых я видела после в лагере в роли бесплатных слуг или шлюх.

После того, как дым рассеялся, оставив на всем вонючий черный осадок, армия расположилась вокруг склона на платформе и на насыпных дорогах, ведущих в Ораш с юга и с севера. Несмотря на копоть, это был белый Город, родственный по планировке любому собрату в пустыне. Из него не раздавалось ни звука, ни сигнала. Наступили сумерки, и не зажглось никаких огней.

— По всей вероятности, берегут топливо, — предположил Мазлек.

Это было логичным, и в то же время темнота вызывала беспокойство. Вокруг стен загорелись бивачные костры, двигались светильники; в небе появилась ледяная луна, и между двумя этими сияниями белый Город стоял безжизненным и слепым.

Утро после ночи, тревожимой множеством расхаживающих часовых. На этот раз не шли ни на какой риск.

С первыми же лучами рассвета каждый час боевые трубы сил Вазкора гремели свой вызов на бой, немножко напоминая мне часы в За. Из Ораша не доносилось никакого ответа. Любопытно, что мы по природе своей боимся и очень подозрительно относимся к затишью. Казалось, что в Ораше ждет какая-то западня, и это помешало огромным таранам двинуться к его воротам, а осадным башням подступить к его стенам.

Наступил вечер, наползая на восточную линию гор.

— Что решили делать? — спросила я Мазлека.

— У Вазкора сейчас трое человек из орашских деревень.

— Он допрашивает их о Городе? — меня это слегка позабавило. — Они что-то знают?

— Похоже, он думает именно так, но они не скажут. Время от времени слышны их вопли.

Я не испытывала никаких чувств к шлевакинам из деревень, равно как и Мазлек, и все же мы оба выразили невысказанное взаимное отвращение к бессмысленной жестокости Вазкора, потому что мы оба ненавидели его, но по разным причинам.

— Я подумал насчет Ораша, — сказал Мазлек. — По-моему, он пуст.

— Да, — согласилась я. — Я тоже так думаю.

Той ночью не светила луна, и во тьме прокатился слух, что нашу атаку следует начать сейчас.

Как не должны они были ожидать нас в снежные месяцы, так не должны бы и ожидать, что мы станем проламывать им стены в темноте.

Проведена она была отлично, эта приглушенная подготовка, лошади стояли неподвижно, воины безмолвствовали, смазанные машины плавно шли на колесах. Первым стал звук, произведенный могучим остроконечным тараном, устремившимся к северным воротам. После этого грома возникла самая короткая пауза, полубессознательное ожидание ответа из Города. Однако никакого ответа не было, никакого набатного колокола, никакого крика, никакого града снарядов, потока огня. После паузы снова раздались звуки боя и уже не прекращались. Я сидела на своем белом коне в некотором отдалении. Он беспокоился и волновался из-за надетых на него доспехов. До этого он ходил, стянутый очень легко, только мягкое седло да узда. А теперь он нес на себе, как и его собратья — боевые скакуны, большой железный нагрудник, набрюшник, а на спине — жесткую кожаную попону со встроенным седлом. Наголовник с торчащим изо лба коротким рогом единорога служил для защиты глаз и головы. Большинство боевых коней обучали лягаться, кусаться и колоть этим металлическим рогом врага своего всадника, но белый был этому не обучен и считал всю эту обузу совершенно бесполезной. Он зло глядел на других скакунов и фыркал, говоря им, какие они дураки, коль терпят человеческую наглость.

Ворота вдруг со страшным шумом разлетелись. В дымном свете факелов воины хлынули толпой через брешь. Армейская кавалерия отряд за отрядом подымалась галопом по насыпной дороге и устремлялась в разбитую пасть Ораша. Я тронула коленями белого коня, подняла руку, делая знак Мазлеку и его бойцам, и быстро поскакала за ними.

Через те ворота, значит, как в моем сне, хотя и не во главе и не в безмолвии.

От широкой приворотной улицы тянулись к небу башни, крыши и террасы.

Было шумно и слишком светло.