Восставшая из пепла (1975)

Он повернулся и, извиваясь, вылез из выкопанной ими норы и крикнул другим. Миг спустя сильные руки ухватили меня за голени и лодыжки и бесцеремонно вытащили из могилы в резкий, палящий блеск дня. У меня хватило сил поднять одну руку для защиты моих ослепших слезящихся глаз, и в этой позе я и лежала, пока они изучали меня, в испачканной и разорванной мантии из желтого эшкорекского бархата, собравшейся складками у меня на бедрах, а под ней грязные ленты, которые некогда были тонким шелковым нижним бельем.

Через некоторое время один из них рассмеялся — я его не особенно винила — и что-то заметил другим. На этот раз мне, кажется, удалось ухватить суть — не то, что он сказал, а какой язык употреблял. Он был новым для меня, совершенно новым, и все же в нем звучало отдаленное эхо, нечто узнанное мной… Я чуть подняла руку и пристально посмотрела на трех человек. Они носили шерстяные рейтузы тускло-красного и желтого цвета и кожаные пояса и сапоги. До талии они оставались обнаженными, если не считать кожаных курток без рукавов, и их коричневые, твердые тела пестрели татуировками многих цветов и разнообразными шрамами. Представители какого-то племени, говорящие на языке, отличающемся и все же связанном отдаленным родством с речью степей. Превозмогая натиск слепящего неба, я пыталась рассмотреть их лица, худые и неподвижные, большие мрачные рты, широко расставленные глаза морской голубизны. Их рыжеватые волосы не связывались в пучок и не стриглись коротко, а заплетались за ушами в толстые косицы, которым не давала спадать на глаза стягивающая голову круглая полоска крашеной ткани.

Я была все еще в сильном замешательстве, но это новое пробуждение начинало приобретать смысл. Слегка повернув голову, я различила других, одетых схожим образом мужчин, сновавших среди развалин рухнувшей башни. Грабители, а не спасатели. А чего я ожидала? И если они зашли так далеко просто с целью поглазеть на руины городской мощи, то у них не будет времени возиться с женщиной из того Города, полумертвой и явно ничего не стоящей. Они снимут с меня кольца и серебряную маску, ибо они входили в их добычу из развалин башни, а потом уедут восвояси, предоставив меня своей судьбе, или же, возможно, проткнут меня копьем, чтобы помочь мне в этом. Если, конечно, у них нет моды на высокородных рабынь.

Они снова заговорили, и я заставила себя прислушаться к сказанному ими. На этот раз картина получилась четкой и ясной, и я обнаружила, что могу, наконец, говорить на этом наречии. Они обсуждали указания своего священнослужителя, или провидца, который ясно предсказал падение Башни-Эшкорек, и настоял, чтобы они поехали к ней, провозгласив, что они найдут здесь нечто драгоценное. Драгоценное? Какие же другие тайны могли тут скрываться тогда? У меня не было времени для праздных гаданий. Похоже, они уважали религию и магию, и теперь я смутно вспомнила, что Мазлек говорил об их непрерывных войнах.

— Я и есть та драгоценность, о которой говорил ваш провидец, — вмешалась я в их разговор, и их пораженные лица разом повернулись ко мне. — Я магиня великой Силы, целительница и пророчица. Я помогу вам в ваших битвах, заступлюсь за вас перед вашими богами.

Это было нелепое заявление для женщины, лежащей на спине, со свалявшимися от пыли и грязи волосами и задранной до талии рваной юбкой. И все же они приняли его от меня с наивностью дикарей, для которых все на свете просто или необыкновенно и величественно. И я заговорила на их языке. Откуда я его могла знать, если не была той, за кого себя выдавала? — Из Эшкира, — усомнился он, назвав по-племенному Эшкорек-Арнор.

— Нет, — возразила я. — А что я и откуда — не ваша забота. Ваш мудрец дал вам наказ. Разве этого не достаточно?

Третий из них, который за все это время ничего не сказал, внезапно нагнулся вперед и поднял меня. Он был силен, и его это, похоже, не затруднило. Нес он меня не на руках, как поступил бы житель Города, а перекинув через плечо, словно подстреленную дичь, и я подумала о караванщиках.

Теперь я увидела, что башня при падении завалила одну сторону рва, создав для них мост, по которому они и переправились.

Все стало смазанным и почему-то довольно забавным. Меня положили лицом вниз поперек лохматого бурого коня, которому такое положение дел понравилось ничуть не больше, чем мне, и он с досадой дергался, так что мой нос в бесовском ритме тыкался в грубый чепрак у него на спине. Когда я лежала так вот, их провидица, опрокинутая в столь чудовищной позе, дикари собрались вместе и, надо полагать, обсуждали дела. После некоторого периода неудобств и неловкости, отупляющей жары и тыкания носом о чепрак, мой паладин наконец уселся позади меня, и мы тронулись в путь. Мой мозг закрылся, не воспринимая ничего, кроме юмора, не слишком подобающего для богини положения, и я засмеялась.

Вот так я и покинула Башню-Эшкорек, головой вниз, поперек коня, смеясь.