Восставшая Луна

Когда Алексия видит Меридиан целиком, она понимает – это нечто гораздо большее, чем пространство, которое он занимает. Улицы и жилые кварталы уходят в глубь скалы, городская инфраструктура вгрызается еще дальше: трубопроводы и служебные переходы, туннели и каналы, кабельные трассы и вспомогательные системы кроются в каменной тьме. Удаленные электростанции, поверхностные солнечные и коммуникационные решетки, провода – словно корни, которые тянутся на сотни километров. Она видит истинный облик Меридиана: он машина. Машина, которая живет, а люди суетятся в промежутках между ее компонентами.

Она поднимается выше. Два уровня вверх – и каждая труба, опора и балка оказываются увешаны чем-то вроде серебристой паутины. Алексия касается одной – и чувствует влагу. Пластиковая сеть блестит от росы.

Ловушки для конденсата. Королева Труб в силах оценить хитроумный замысел. Она и не знала, что в Меридиане есть облачный слой.

– Неконтролируемое присвоение ресурсов, – говорит она вслух.

«Да, вопиющее», – соглашается Манинью. Алексия узнала уже через пару минут после того, как ей установили линзу и подключили к сети, что у фамильяров нет ни малейшего понятия об иронии.

– Я тебя выключу, Манинью, – перебивает Алексия. Она увидела лицо, женское лицо. Короткий неприветливый взгляд – затем незнакомка исчезла в тени между машинами. Наверное, за чужачкой наблюдали с того момента, как она вышла из лифта. Возможно, наблюдателей десятки: они притаились среди теней и следят. И еще много кто пристроился на балках, лестничных клетках, в укромных уголках.

Это не ее город.

Движение. Вон там. Кто-то перебежал через лестничный пролет наверху.

Алексия поворачивается, чтобы вернуться к лифту. Внизу на ступеньках – люди. Она поворачивается опять. Но и там ее ждут.

Женщины и мужчины всех возрастов, включая детей. Пестрая мешанина стилей: нынешние 1940-е, уходящие 1980-е, вот тебе блуза в стиле 2020-х, вот леггинсы и толстовка а-ля 2050-е – все зависит от того, какой была мода в тот момент, когда им пришлось переселиться в Байрру-Алту. Ни у кого нет фамильяров.

– Неконтролируемое присвоение ресурсов, – говорит детский голос.

Они подходят ближе.

Алексия никогда так не боялась, даже когда Гулартес объявили войну Королеве Труб, напав на Кайо. И тут ей приходит в голову идея.

– Я инженер-гидротехник! – кричит она. – Я могу показать, как получать из ловушек на двадцать процентов больше воды. И как построить систему распределения и очистки!

– Не знаю, как вы, ребятки, а я не прочь на это поглядеть, – раздается голос сверху. Австралийский акцент. Двумя пролетами выше над перилами появляется голова. – За такое мы были бы благодарны на веки вечные. – Молодой мужчина, белый, темноглазый и скуластый, с копной черных вьющихся волос. Кувыркнувшись через перила и пролетев пять метров, он грациозно приземляется перед Алексией. На нем брюки в складку, закатанные до лодыжек, и белая рубашка с рукавами, закатанными до локтей. Носков нет. Под высоким поясом Алексия угадывает очертания ножен. – Ты дала хороший ответ. Ответ, который спас тебе жизнь. – Он присаживается на ступеньку и разглядывает гостью. Алексия замечает, что мизинец на левой руке обрублен. – Как и твой наряд. Видишь ли, мои приятели судят по одежке, но я предпочитаю заглядывать под нее. Ты одета как заббалинка. Мне не нравятся заббалины. Моим приятелям не нравятся заббалины. Но у тебя нет заббалиновского фамильяра. У тебя вообще его нет. И это интересно. А еще, судя по физической форме, ты Джо Лунница. Заббалины не нанимают Лунников. Сколько ты здесь уже, Джо? Два-три месяца?

– Два.

– Два месяца, и тут мой внутренний голос подсказывает: УЛА. А мои приятели, они недолюбливают заббалинов, но УЛА всерьез ненавидят. Однако то, что ты приперлась сюда без охраны, – тупость или кое-что интересное. – Мужчина кладет руки ладонями на колени. – Я даю тебе возможность поторговаться за свою жизнь здесь и сейчас.

Он загнал ее в угол. Ей нечем защищаться. Он все правильно про нее понял. Спасти ее могут только идиотизм или честность.

– Я работаю на УЛА, – говорит Алексия. По толпе изгоев, что окружает ее кольцом, прокатывается ропот. Австралиец поднимает палец, и наступает тишина. – Я ехала в лифте и увидела человека, который перестал дышать. Он попросил меня о помощи, умолял дать ему воздуха и выделить кредит. Я не знала, как это делается. Я ничего не могла сделать. И бросила его. – Опять сердитое ворчанье. – А сегодня я увидела, как заббалины убили всех попугаев на моей улице. Один из них сказал эту фразу: «Неконтролируемое присвоение ресурсов». Я хотела разобраться. Ну, и поехала на лифте туда же, куда и человек, который не мог дышать.

– А что ты собиралась предпринять, УЛА? – спрашивает австралиец.

– Осмотреться. Попытаться понять. И исправить кое-что, если я правильно догадалась, что именно здесь происходит.

– И что же, по-твоему, здесь происходит?

– Я думаю, УЛА систематически обращает взыскание на нежизнеспособные счета.

– Обращает взыскание? – переспрашивает австралиец.

– Ликвидирует экономически нежизнеспособных.

Гневный гул.