Восставшая Мексика

Двое мальчишек затеяли игру в салки. Минут через двадцать взрослые мужчины уже весело гонялись друг за другом. У картежников была всего одна истрепанная колода. Их было человек восемь, и все они отчаянно спорили о правилах игры, а может быть, им просто не хватало карт. Человек пять, устроившись в тени хижины, напевали насмешливые любовные песенки. И все это время вдали непрерывно трещали выстрелы и пули шлепались в пыль, словно дождевые капли. Изредка какой-нибудь боец лениво переваливался на другой бок, высовывал дуло винтовки за угол и стрелял…

Мы пробыли здесь с полчаса. Потом из кустов выехали две серые пушки и заняли позицию в высохшей канаве в семидесяти пяти ярдах с левой стороны.

– Видно, сейчас пойдем в атаку, – сказал мальчик.

В эту минуту из тыла галопом промчались три всадника, по-видимому офицеры. Хотя низкие хижины не могли укрыть их от неприятельского огня, они не стали спешиваться, с презрением игнорируя свистевшие кругом пули. Первым заговорил великолепный сильный зверь Фиерро, расстрелявший Бентона. С высоты своего коня он смерил оборванных солдат насмешливым взглядом.

– Вот с такими красавчиками придется брать город! – сказал он. – Но других здесь нет. Когда услышите трубу, идите в атаку. – Жестоко рванув удила, так что его огромный конь встал на дыбы и закружился на задних ногах, Фиерро галопом помчался обратно, бросив на ходу: – Что толку в этих деревенских простаках Контреры!..

– Смерть Мяснику! – крикнул в ярости один из солдат. – Этот убийца застрелил моего compadre на улице в Дуранго – ни за что ни про что! Мой compadre, очень пьяный, проходил мимо театра. Он спросил у Фиерро, который час, а Фиерро сказал: «Ах ты!.. Как ты посмел первый заговорить со мной…»

Тут раздался звук трубы, и солдаты встали, берясь за винтовки. Играющие в салки никак не могли остановиться. Картежники обвиняли друг друга в краже колоды.

– Oiga, Фиденчио! – крикнул один солдат. – Бьюсь об заклад на свое седло, что я вернусь, а ты нет. Сегодня утром я выиграл прекрасную уздечку у Хуана…

– Ладно! Muy Bien! Мой новый крапчатый конь…

Смеясь и перебрасываясь шутками, они весело покинули укрытие и выехали под стальной дождь. Они неловко трусили по улице, словно какие-то бурые зверьки, не привыкшие бегать. Их окутало облако пыли и адский треск…

Глава XIII Ночная атака

Мы трое разбили собственный лагерь возле канала среди деревьев аламо. Вагон с нашим продовольствием, одеждой и одеялами все еще находился в двадцати милях от фронта. По целым дням мы ничего не ели. Когда нам удавалось выпросить у начальника интендантского поезда несколько жестянок сардин или немного муки, то мы считали себя счастливцами.

В среду кому-то из нас удалось раздобыть жестянку лососины, кофе, сухари и большую пачку папирос. Пока мы готовили обед, один мексиканец за другим, проезжая мимо нас по пути на передовую, спешивались и присоединялись к нам. Следовал самый изысканный обмен любезностями – нам приходилось уговаривать нашего гостя есть без стеснения обед, который стоил нам стольких трудов. Из вежливости приняв наше приглашение, он затем садился на коня и уезжал, не испытывая ни малейшей благодарности, хотя и преисполненный дружеского к нам расположения.

Растянувшись, мы лежали на берегу канала в золотистых тихих сумерках и курили. Головной поезд, где на первой платформе стояло орудие «Эль Ниньо», теперь уже продвинулся ко второму ряду деревьев, – оттуда до Гомеса было не больше одной мили. На путях перед бронепоездом трудилась ремонтная бригада. Вдруг раздался ужасающий гул, и в небо над поездом поднялся дымок. Радостные крики пронеслись по равнине. «Эль Ниньо», любимец армии, наконец подошел вплотную к неприятелю. Теперь федералистам придется туго. Это было трехдюймовое орудие – самое мощное в армии Вильи… Впоследствии мы узнали, что из железнодорожного депо Гомеса вышел на разведку неприятельский паровоз и что снаряд, выпущенный «Эль Ниньо», попал ему прямо в котел и взорвал его…

Носились слухи, что в эту ночь мы должны пойти в атаку, и, как только стемнело, я сел на своего коня Буцефала и отправился на передовую. Пароль был «Эррера», и отзыв – «Чиуауа номер четыре». Но чтобы легче различать «своих» солдат, было приказано загнуть поля шляп сзади. Строжайше запрещалось зажигать костры в «зоне огня», и всякого, кто вздумает чиркнуть спичкой, пока не начнется сражение, часовые должны были расстреливать на месте.

Я тихо пробирался вперед на своем Буцефале. Ночь была тихая и темная. На всей обширной равнине перед Гомесом не слышно было ни малейшего шороха, не видно было ни огонька, и только вдалеке раздавался стук молотков неутомимой бригады, работавшей на путях. Но в городе ярко горели электрические огни, мелькнул трамвайный вагон, направляющийся в Лердо, и тут же скрылся за горой Черро-де-ла-Пилья.

Вдруг возле канала впереди послышались приглушенные голоса – очевидно, там был расположен аванпост.

«Quién vive?» – закричал часовой, и не успел я ответить, как над головой у меня прожужжала пуля.