…Нет, не шторм бушует в море,Пеня гребни волн могучих,Не обвал в горах грохочет,Не лавина с перевалов —То Хозяин Волчьей СтаиК умирающему другуШел сквозь штормы и обвалы,Чтоб успеть за миг до смерти.Ай, иное —Стань к спине спиною!..Миг предсмертный не растянешь,Не растянешь, не раздвинешь —Много ль слов в него вместится,Много ль взглядов можно сделать?Слов они не говорили,Только раз переглянулись,Только раз сошлись их рукиВ каменном рукопожатье.Миг предсмертный – прах летучий,Много ль слов для братьев надо?..Ай, иное —Порванной струною!..Взвыл Хозяин Волчьей Стаи —Дрогнула луна на небе,Звери спрятались в чащобы,Побледнел туман проклятый,За туманом черно-сизымВой услышала Зверь-Книга.Оземь кулаком ударил —Затряслись седые горы.Зазвенел меча обломок,Скорбным стоном отозвался.Ай, иное —Лезвие стальное!..Тут Хозяин Волчьей СтаиДело страшное задумал —Кожу снял с руки у друга,Ободрал меча обломкомИ кровоточащей кожейОбтянул по рукоятиМеч, сломавшийся в тумане,Меч, звенящий от бессилья.Приросла сырая кожа,Улыбнулся Волк-Хозяин,Мертвеца смежились веки.Ай, иное —Прахом все земное!..Как песок, засыплет времяВсе, что было, все, что будет,Кто-то эту песню сложит,Кто-то эту песню вспомнит.Где-то меж людьми гуляетСинего меча обломокС кожаною рукоятью.Где-то прячется Зверь-КнигаВ переплете из тумана.Где-то есть такие ноги,Что пройти туман сумеют,Где-то есть такие руки,Что поднять тот меч решатся,Как поднял его когда-тоТот, Кто с Молнией Танцует.Ай, иное —Встань передо мною!..Глава шестнадцатая
Хочу уснуть я сном осенних яблоки ускользнуть от сутолоки кладбищ.Хочу уснуть я сном того ребенка,что все мечтал забросить сердце в море.Ф.-Г. ЛоркаЗдесь
Бредун замолчал, болезненно морщась.
Инга хотела что-то спросить, но он жестом остановил ее, будто почувствовав сам момент зарождения вопроса.
– Черч, – сказал Бредун, – объясни этой женщине, кто такие Неприкаянные…
Черчек объяснил.
Как мог.
Или как хотел.
– Неприкаянные, – буркнул он, – это Неприкаянные. Вроде этого… Они ходят, куда хотят. А если задерживаются дольше, чем надо, – то вокруг них начинаются неприятности. У них и у нас. Потом они уходят – в смысле Неприкаянные уходят, – а неприятности остаются. И мы остаемся. Кто – живой, а в основном – дохлые… И расхлебываем всю эту кашу. Потому что они уходят, а возвращаются лишь тогда, когда уже поздно и закипает новая каша. Поняла?
Инга задумчиво смотрела на усталого Бредуна.
– Тебя когда-нибудь жалели, Бредун? – спросила она, помолчав.
– Спасибо, – невпопад ответил Бредун.
Он тоже помолчал, попытался вновь заговорить, закашлялся – и долго пил из услужливо подсунутого Черчеком кувшина с пивом, морщась и дергая кадыком.
Наконец Бредун поставил кувшин на стол и отдышался.
– Страшно, – тихо и хрипло произнес он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Мне, Бредуну, Неприкаянному, Пыли Восьми Дорог, кого Смерть упрямо обходит девятой дорогой, – мне страшно. Потому что сейчас я сделаю то, что не делалось еще никогда.
Я соберу Неприкаянных. Всех – не обещаю, да и никто вам этого не пообещает, но до кого дотянусь – тех соберу.
Я не знаю, чем это грозит.
Но если я не сделаю этого – будет еще хуже.
Это я знаю наверняка.
* * *