Восставшие из рая

...Нет, не шторм бушует в море,
Пеня гребни волн могучих,
Не обвал в горах грохочет,
Не лавина с перевалов —
То Хозяин Волчьей Стаи
К умирающему другу
Шел сквозь штормы и обвалы,
Чтоб успеть за миг до смерти.

Ай, иное —

стань к спине спиною!..

Миг предсмертный не растянешь,

Не растянешь, не раздвинешь —
Много ль слов в него вместится,
Много ль взглядов можно сделать?
Слов они не говорили,
Только раз переглянулись,
Только раз сошлись их руки
В каменном рукопожатье.
Миг предсмертный — прах летучий,
Много ль слов для братьев надо?..

Ай, иное —

порванной струною!..

Взвыл Хозяин Волчьей Стаи —

Дрогнула луна на небе,
Звери спрятались в чащобы,
Побледнел туман проклятый,
За туманом черно-сизым
Вой услышала Зверь-Книга.
Оземь кулаком ударил —
Затряслись седые горы.
Зазвенел меча обломок,
Скорбным стоном отозвался.

Ай, иное —

лезвие стальное!..

Тут Хозяин Волчьей Стаи

Дело страшное задумал —
Кожу снял с руки у друга,
Ободрал меча обломком
И кровоточащей кожей
Обтянул по рукояти,
Меч, сломавшийся в тумане,
Меч, звенящий от бессилья.
Приросла сырая кожа,
Улыбнулся Волк-Хозяин,
Мертвеца смежились веки.

Ай, иное —

прахом все земное!..

Как песок, засыплет время

Все, что было, все, что будет,
Кто-то эту песню сложит,
Кто-то эту песню вспомнит.
Где-то меж людьми гуляет
Синего меча обломок
С кожаною рукоятью.
Где-то прячется Зверь-Книга
В переплете из тумана.
Где-то есть такие ноги,
Что пройти туман сумеют,
Где-то есть такие руки,
Что поднять тот меч решатся,
Как поднял его когда-то
Тот, Кто с Молнией Танцует.

Ай, иное —

встань передо мною!..

16.

Хочу уснуть я сном осенних яблок

и ускользнуть от сутолоки кладбищ.

Хочу уснуть я сном того ребенка,

что все мечтал забросить сердце в море.

Ф. Г. Лорка

ЗДЕСЬ

Бредун замолчал, болезненно морщась.

Инга хотела что-то спросить, но он жестом остановил ее, будто почувствовав сам момент зарождения вопроса.

— Черч, — сказал Бредун, — объясни этой женщине, кто такие Неприкаянные...

Черчек объяснил.

Как мог.

Или как хотел.

— Неприкаянные, — буркнул он, — это Неприкаянные. Вроде этого... Они ходят, куда хотят. А если задерживаются дольше, чем надо — то вокруг них начинаются неприятности. У них и у нас. Потом они уходят — в смысле Неприкаянные уходят — а неприятности остаются. И мы остаемся. Кто — живой, а в основном — дохлые... И расхлебываем всю эту кашу. Потому что они уходят, а возвращаются лишь тогда, когда уже поздно, и закипает новая каша. Поняла?

Инга задумчиво смотрела на усталого Бредуна.

— Тебя когда-нибудь жалели, Бредун? — спросила она, помолчав.

— Спасибо, — невпопад ответил Бредун.

Он тоже помолчал, попытался вновь заговорить, закашлялся — и долго пил из услужливо подсунутого Черчеком кувшина с пивом, морщась и дергая кадыком.

Наконец Бредун поставил кувшин на стол и отдышался.

— Страшно, — тихо и хрипло произнес он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Мне, Бредуну, Неприкаянному, Пыли Восьми Дорог, кого Смерть упрямо обходит девятой дорогой — мне страшно. Потому что сейчас я сделаю то, что не делалось еще никогда.

Я соберу Неприкаянных. Всех - не обещаю, да и никто вам этого не пообещает, но до кого дотянусь — тех соберу.

Я не знаю, чем это грозит.

Но если я не сделаю этого — будет еще хуже.

Это я знаю наверняка.

* * *