Читаем Восставшие из рая полностью

Восставшие из рая

И немедленно в комнате-зале возникли Черчек с Иоганной, а в руках у них распространяли хмельной запах огромные глиняные кувшины. Все заметно оживились, на столе объявились хлеб, вобла, зелень, еще какая-то снедь... Инга стала думать, откуда все это взялось, обнаружила полную кружку в собственной руке и даже не поняла, кого ей надо благодарить за заботу.

Впрочем, пиво она не любила.

Отшумели удовлетворенные возгласы Неприкаянных, исчезли Черчек с Иоганной, и застолье стало переходить в более равномерную и затяжную стадию. Бредун прошелся по столу, ловко лавируя между посудой с едой, уцепил за хвост рыбешку и пучок петрушки, остановился в центре стола, пожевал и задумчиво констатировал:

— Вялая у них петрушка... вчера, небось, рвали. Жмот он, Черчек этот...

Рука Инги дрогнула, и пиво из ее кружки выплеснулось на юбку. Где-то в глубине ее сознания словно вспыхнул волшебный фонарь, и высветил совершенно иную картину — возвышение, суровый и властный Бредун в развевающейся накидке с откинутым капюшоном, горящие вокруг бронзовые шандалы, и слова, произнесенные твердым голосом, привыкшим повелевать.

Не те слова. Не про петрушку. Совсем не те.

«Книга, — сказал иной Бредун. — Зверь-Книга. И мир в Переплете...»

И Инга увидела страницы, сквозь которые прорастали горы; увидела бледно-черный туман Переплета, людей, превращающихся в знаки, услышала хохот звериной глотки и рев пожара, охватывающего мир.

Тишина. Теплая, щадящая, темная тишина. И веселый Бредун на столе.

— Да ладно тебе, Сарт, — отозвалась блондинка с необычайно черными глазами. — Ешь, что дают. И не такое, небось, жевал!..

«Я боюсь, Сарт, — услышала Инга одновременно со сказанным. — Я очень боюсь... Ведь Она до сих пор зовет меня, потому что я читала Книгу, и Книга читала меня, и мы не до конца прочли друг друга! Она зовет, Сарт, мы частично заключены друг в друге, пойми — я боюсь!..»

Спутник дамы барабанил пальцами по эфесу своего оружия и молча прихлебывал из кружки.

«Лаик боится, Сарт, — молчал он, — и я боюсь. Но... Мы — с тобой.»

Безликое Дитя, голова которого некоторое время напоминала кувшин из-под пива, начало отращивать льняные волосы. Ингу передернуло, и она обнаружила, что ее ладонь машинально поглаживает шелковистую шкуру Рыки.

Впрочем, тигр отнесся к этому благосклонно.

Гомон за столом усилился. Светловолосый гигант на дальнем конце стола рванул вышитый ворот своей полотняной рубахи и забасил на уже знакомый Инге мотив:

— Над башней пляшут языки огня,Пора расстаться с праздничным нарядом!..

Зазвенели яростные струны.

— Пожалуйста, не забывай меня:Мы в день последней битвы встанем рядом... —

подхватил Бредун-Сарт, ударяя кулаком по столу, для чего ему пришлось встать на четвереньки.

«Ты знаешь, Сарт, что происходит там, где появляемся мы, — прозвучало в мозгу Инги, и стальные латы гиганта отразили вспышку невидимой молнии, и завизжала птица у него на плече. — Ты знаешь...»

«Знаю, Эйнар... И знаю, что происходит, когда мы не появляемся...»

«Лучше нам этого не знать», — хором промолчали Эйнар и спутник белокурой Лаик.

Стол усеяла рыбная чешуя и огрызки пучков зелени, пол пах ячменем и хмелем.

— Вот что я вам скажу!.. нет, дудки, ничего я вам не скажу...

— А я тебе говорю, что от бобра добра не ищут! И вообще...

— Да не ту, а ту, что с икрой! Ты что, мальчика от девочки отличить не можешь?

— Это у тебя девочки с икрой...

— А у тебя?

— А у меня — с пивом...

— Эх, мать моя, перемать моя...

...Слова с двойным дном; грустное эхо веселья, горький вкус пива...

«А люди? — шептал кто-то на задворках возможного и невозможного. — Люди ведь... они — люди... Кровь может случиться, большая кровь, утонем все, не отмоемся...»

«А ты, Мом?»

«А куда я от вас денусь?» — уныние и безнадежность.

Песня. Пьяный шум. Дрожит пламя свечей.

«И ты, Марцелл?»

«И я...»

Инга зажала уши руками. Безликое Дитя покосилось на нее краденым лицом и резко встало.

Вновь — тишина. И вокруг Инги, и в Инге...

Голос Безликого Дитяти — сейчас его лицо было прежним лилово-лоснящимся пузырем — прозвучал отрывисто и скрипуче.

— Мы согласны, Сарт, — произнесло Дитя непонятно чем. — Никому не нравится то, что ты предлагаешь — и поэтому мы согласны. Мы будем присутствовать.

Безликое Дитя повернулось и уставилось на Ингу своим пузырем.

— На этой женщине Надрез Судьбы, — заявило оно. — Пусть она выполнит предначертанное. Что ей терять, она уже все потеряла...

Все смотрели на Ингу. Ее бросило в жар, и в то же время руки ее были холодны, как лед.