Восставший

Окрепнув, Рихтер покинул святилище и обосновался здесь, в Бруске, занимаясь простой и тяжелой работой, наедая мышцы, кое-как вспоминая былые навыки и умения. Поначалу к нему относились подозрительно, как ко всякому странному пришельцу, но вскоре чужаку удалось завоевать особое уважение жителей деревни.

Рихтер встряхнулся, отгоняя воспоминания. Хорошо, конечно, мечтать, нежась на теплом утреннем солнышке, но пришла пора приниматься за дела. Деньги сами себя не заработают, так или иначе приходится им помогать.

Мужчина легко соскочил с крыльца, размеренной упругой походкой направился в центр Бруски, к высоким двухэтажным хоромам, где проживал староста с многочисленным семейством. Дом выделялся отделкой и красотой даже на фоне соседних богатых построек, а что уж говорить о нищенской хибаре Нергала. Впрочем, почему бы и нет? Это же староста, ему по должности положено выделяться…

Широкая дверь бесшумно отворилась, староста Хануман, словно почуяв приближение первого посетителя, вышел на крыльцо, горделиво подбоченившись. Крупный дородный мужчина, едва переваливший за пятый десяток, умный и в меру властолюбивый, он правил Бруской вот уже лет двадцать, да еще столько же впереди, если только боги не откажут в удаче.

Завидев Нергала, староста приветливо кивнул, позволив себе благосклонную улыбку. Ему не очень-то нравился этот чужак, но повода для открытой вражды тот никогда не подавал: беспрекословно исполнял прямые указания, брался за любую, самую грязную работу. А потому Хануман относился к пришельцу с подобающим уважением. К тому же, имелся у Рихтера и еще один весьма полезный талант…

– Доброго утра, староста, – буркнул Нергал, – Сегодня есть для меня работа?

– А как же, найдется, – подтвердил Хануман, – Косой Билл просил помочь команде лесорубов, сам знаешь – крепкие руки им всегда нужны.

Рихтер кивнул, повернувшись, чтобы отправиться на лесозаготовки, но староста остановил негромким окликом.

– Да, послушай… – как бы нехотя выдавил Хануман, – Один из караванщиков, купец, прослышал о тебе… В общем, он загорелся посетить пророка. Говорит, очень уж требуется ему какая-то помощь.

– Пусть приходит вечером, после ужина, – пожал плечами Нергал, – Не вижу проблем.

– А ты ведь мог бы и вовсе не трудиться, – вкрадчиво сообщил староста, – С твоим-то талантом! Жил бы на одни подношения, и весьма неплохо!

– Я привык работать руками, – ухмыльнулся Рихтер, удивляясь, насколько двусмысленно звучит эта фраза в контексте его бывшего ремесла.

– Ну-ну… – кивнул Хануман, глядя вслед удаляющейся спине.

Староста обладал достаточно живым умом, чтобы сделать правильные предположения относительно прошлого Нергала. Слишком уж хищными выглядели движения чужака: каждый шаг, каждый поворот, каждый выпад протянутой руки будто нес чью-то смерть. А уж просыпающаяся порой во взгляде ненависть… В такие моменты взор пришельца мог бы плавить камни… Но Хануман нажил и довольно мудрости, чтобы никогда не озвучивать собственные предположения. Возможно, именно поэтому староста так долго и так успешно правил в деревне. Возможно, именно поэтому он вообще был еще жив.

Рихтер шел по просеке, с легкостью преодолевая встречающиеся препятствия. Странно, он уже давно не думал о себе, как об убийце. Более того, мысль, что когда-нибудь, возможно, придется отнять чью-то жизнь вовсе не будоражила. Скорее наоборот, приносила некоторое разочарование. Ассасин будто переосмыслил что-то в жизни, шкала его ценностей если и не развернулась на сто восемьдесят, то как минимум значительно сместилась в сторону.

Нергал знал, что убивать – особый талант, коим его одарили боги. Однако, пользоваться великим умением или нет, это оставалось целиком и полностью на усмотрение человека. Теперь Рихтер не желал иметь ничего общего с былой судьбой ассасина, ему претили кровь, боль и смерть.

«Кажется, я увидел… и организовал… достаточно смертей. Достаточно для любого живущего. Возможно, теперь я обрету хоть толику покоя.»

Но убийца никуда не делся, и Нергал хорошо это понимал. Старые привычки не так просто изжить, особенно если тело само собой вспоминает нужные движения, руки только и ищут, кого бы придушить… Рихтер чувствовал, что ассасин затаился, сидит где-то внутри, глубоко в душе, под слоем внешнего спокойствия и умиротворения.

А как же предназначение? Мужчина криво улыбнулся, вспоминая нелепые размышления о собственном выборе. Теперь вот как все повернулось: судьба нашла его сама, да так, что никто и никогда бы и предположить не смог.