Восточнее Хоккайдо

Стоило миновать небольшую группу матросов, как Олег Константинович уж видел следующую. Каждый закуток парохода был под бдительным надзором. Никто не давал приказа наводить лоск. Но моряки принарядились, будто и не было изматывающего шторма и не пленен пароход, а свежая, бодрая команда принимает визит вежливости хозяев порта. Внешний вид команды помполита удовлетворил. И он поторопился на мостик.

Бот уже пристал к борту. Мимо Соколова протопала группа японских матросов. Посты были выставлены у трюмов, на баке, юте, у радиорубки, на мостике. Олег Константинович успел опередить господ офицеров и оказался в капитанской каюта чуть раньше, чем они. Кроме капитана, к удивлению своему, увидел Игоря.

— Думаю, сей юркий товарищ выполнит роль связного, — сказал капитан. — Условные знаки запомнил?

— Так точно, — отрапортовал связной.

— А теперь марш на палубу и занимай пост.

— Есть! — И через мгновение Игорь торчал по ту сторону иллюминатора.

В каюту вошли офицеры, погромыхивая саблями.

— Командир отделения Японского императорского флота лейтенант корабля “Сикоку-мару” офицер досмотра лейтенант Масафуми Дзуси, — продекламировал старший офицер торжественно, словно представлялся не лейтенантишка рыболовного траулера, наскоро переоборудованного в тральщик, а минимум капитан первого ранга. Английский язык его был ужасен.

Офицеры, не дожидаясь приглашения, расселись, зажали коленками сабли, положили руки на эфесы. Лейтенант позволил себе развалиться по-хозяйски на диванчике. Кроме офицеров, был штатский, который отрекомендовался переводчиком. Он вытащил из портфеля листки бумаги, испещренные иероглифами, и угодливо протянул начальнику. Лейтенант разложил листки на столе, разгладил ладошкой. Он что-то медлил с чтением.

В каюту ворвался взволнованный вахтенный штурман и положил перед Рябовым клочок бумаги:

— А вы доложите о случившемся. Господам будет интересно.

…У флага на посту были матрос Шевелев и кочегар Ковалик. Они стояли у борта и смотрели, как цепочка офицеров и матросов поднималась по парадному трапу, не заметили, что по правому борту пробежали три матроса. Обернулись, когда один принялся спускать флаг, а другой уже вытаскивал из-под бушлата японский. Марья оказалась проворнее матроса Шевелева. Она успела нанести сильнейшую оплеуху одному японцу, дернула за шиворот другого, пытавшегося сорвать красный флаг, да так резко, что у того с треском, отлетели пуговицы. Тут и Шевелев подоспел, вырвал фал и вернул флаг на место.

Марья действовала молча. Она метнулась к щиту с пожарной принадлежностью, сдернула крюк одной рукой, другой прихватила гирьку. Крюк она вручила Шевелеву, и тот держал его как алебарду. А. сама, помахивая гирей, грозно предупредила оторопевших японских матросов:

— А ну, теперь суньтесь…

Вот об этом и доложил вахтенный штурман.

— Флаг на месте? — уточнил капитан.

— Так точно, Марья врезала, Шевелев помог.

— Передай: так стоять.

Рябов подождал, пока штатский все перевел офицерам, после чего заявил:

— Я заношу в вахтенный журнал запись об акте пиратства, о попытке захвата судна.

— О задержании! — вскочил лейтенант.

— С заменой флага?

— Ладно, флаг оставим в покое, — смирился Масафуми Дзуси. — Но вы обязаны подчиняться всем нашим распоряжениям.

Капитан пожал плечами:

— Вы ведь собирались зачитать какой-то документ?

Офицер торопливо пробубнил текст. Вскочил переводчик:

— “Японская империя имеет строго справедливую позицию по отношению к СССР, который является нейтральным государством…”

Меморандум слово в слово такой же, как и тот, что был зачитан в открытом океане. Снова о нарушении запретной зоны… О шифровке, направленной во Владивосток… А вот теперь нечто новое:

— “…Япония считает, что вы оказали помощь нашему неприятелю. Поэтому для подробного исследования наш корабль привел вас сюда, чтобы избежать опасного открытого моря. Пока обстоятельства не выяснятся, ваш пароход должен стоять. При досмотре желательно, чтобы вы дружественно выполняли наши требования”.

— Вам все понятно, капитан? — спросил переводчик.

— Разумеется, нет. Сперва я должен иметь копии на японском и русском языках. Могу продолжить беседу только после этого.

— Но это займет много времени!

— Я готов подождать. Кто курит, господа? Русские папиросы. Прошу.

С недовольными минами Масафуми Дзуси кисточкой, а переводчик при помощи авторучки принялись снимать копии. Капитан тем временем неторопливо встал из-за стола. Предложил поочередно господам офицерам папиросы. Подошел к Соколову, положил руку на его плечо и легонько вдавил в кресло. Этим жестом он приказывал ему быть свидетелем и только свидетелем всего происходящего. Сидеть. Молчать. Не вмешиваться. А Олег Константинович тем временем карандашом набрасывал портрет Масафуми Дзуси: низкий лоб и жесткий ежик волос. За очками в металлической оправе щелочки-глаза с припухшими веками. На широкоскулом лице нос, напоминающий клювик попугая. Приоткрытый рот с несколько выпиравшими верхними передними зубами. Кроме того, Соколов изобразил погончики, пуговички на мундире, ленточки с какими-то значками и медалькой.