Восточные славяне в VI-XIII вв.

В 1900–1902 гг. длинные курганы, расположенные в бассейнах Великой, Ловати и Мсты, раскапывал В.Н. Глазов (Глазов В.Н., 1901, с. 210–226; 1903б, с. 44–66; 1904, с. 50–60). Менее значительные раскопки принадлежат А.А. Заборовскому и В.И. Колосову (Колосов В.И., 1906, с. 259, 260).

Уже в 1903 г. А.А. Спицын написал интересную статью, специально посвященную этим памятникам (Спицын А.А., 1903 г, с. 196–202). Расположение длинных курганов в одних группах вместе с круглыми насыпями, бесспорно славянскими, одинаковый погребальный обряд в тех и других памятниках, близость керамики и бедность вещевого инвентаря послужили основанием для отнесения длинных курганов к славянским древностям. По области распространения длинные курганы были связаны с кривичами. Время сооружения вилообразных насыпей определено IX–X вв.

После выхода в свет статьи А.А. Спицына появился еще больший интерес к длинным курганам. До начала первой мировой войны было раскопано свыше трех десятков длинных насыпей в разных местах их ареала. Раскопками занимались: на Смоленщине — И.С. Абрамов (Спицын А.А., 1906б, с. 192, 193); в бассейнах Великой и оз. Псковское — К.В. Кудряшов (Кудряшов К.В., 1913, с. 241–264), В.Н. Крейтон (Крейтон В.Н., 1914, с. 7–24) и В.В. Гольмстен (Окулич-Казарин Н., 1914, с. 175, 176, 187); в верховьях рек Плюсса и Луга — В.А. Городцов, С.С. Гамченко и А.А. Спицын (Гамченко С.С., 1913, с. 163–221; Спицын А.А., 1914, с. 88, 89; ОАК, 1914, с. 66–68); в бассейне Полы, правого притока Ловати, — П.А. Садиков и П.Г. Любомиров; в бассейне Мсты — А.В. Тищенко (Тищенко А.В., 1914а, с. 12–17).

А.А. Спицын неоднократно возвращался к вопросу об этнической принадлежности длинных курганов. Так, раскопки С.С. Гамченко под Сестрорецком и известия о курганах удлиненной формы в окрестностях Мурома заставили исследователя отнести длинные курганы к памятникам финского населения (Труды IV съезда, 1914, с. XLVI–XLVIII). В неопубликованных заметках 20-х годов А.А. Спицын вновь связывает длинные курганы с кривичами, руководствуясь распространением их в старом кривичском районе и эволюционной связью с бесспорно кривичскими древностями рубежа I и II тысячелетий. В одной из последних работ А.А. Спицын, обращая внимание на вещевой инвентарь длинных курганов, пишет, что эти памятники принадлежат «известной, скорее всего литовской народности» (Спицын А.А., 1928, с. 337).

В 20-30-х годах раскопки длинных курганов велись в несколько меньших масштабах, но зато много внимания уделялось обследованию и регистрации этих памятников. На территории Белоруссии раскопками длинных курганов занимались А.Н. Лявданский и И.А. Сербов (Ляўданскi А.Н., 1930 г., с. 173–196; Сербаў I.А., 1930а, с. 91), в Псковской земле — Б.В. Сивицкий, А.А. Спицын и Н.Н. Чернягин. Длинные курганы в юго-восточной Эстонии исследовали Х.А. Моора и О. Саадре, а в восточных районах Латвии — Ф. Балодис (Urtāns V., 1968, 65–70 lрр.). В Верхнем Поволжье один курган раскопан П.Н. Третьяковым (Третьяков П.Н., 1949, с. 275).

В 1941 г. Н.Н. Чернягин издал археологическую карту длинных курганов, сыгравшую существенную роль в изучении древностей восточнославянских племен (Чернягин Н.Н., 1941, с. 93–148). В работе были собраны все сведения, которыми располагала советская археология к тому времени об этих памятниках. Отмечая, что длинные курганы распространены на летописной территории кривичей, а погребальная обрядность в них сходна с кривичской, известной по полусферическим курганам, исследователь вполне определенно связывал эти памятники с кривичами. Время захоронения в валообразных насыпях определялось Н.Н. Чернягиным VI–IX вв. К сожалению, большая группа могильников с длинными курганами, расположенных на территориях Эстонии и Латвии (до включения их в состав СССР), осталась вне поля зрения Н.Н. Чернягина.