Восточный бастион

— Вердыка — удачливый русский делец, богач, патриот. Он, как всякий удалец, верит, что любое дело ему по плечу. Он хочет заняться политикой, хочет стать депутатом Думы. Это вполне естественно. Народившийся национальный капитал хочет защищать свои интересы в политике. Вердыка ищет политического советника, организатора предвыборной кампании, интеллектуала, способного создать команду, включить молодого депутата в сложную политическую среду. Почему бы вам не стать таким человеком? Все серьезные люди советской разведки нашли себе применение в новых структурах. Например, весь цвет 5-го управления КГБ с главным инквизитором диссидентских процессов перешел в структуру «Мост-банка». Служит делу капитализма так же ревностно, как делу социализма. Разведка — не идеология, а профессия, за которую хорошо платят. Вы не будете ни в чем нуждаться. Машина, дача, поездки за рубеж, если хотите. Куда-нибудь в Нигерию, на охоту за бабочками. — Кугель мило улыбнулся, давая понять, что знает об увлечении Белосельцева, чтит это изысканное увлечение, понимает, каким подарком была бы для него дорогостоящая поездка в Африку, в джунгли Нигерии, где в горячих ливнях, в душных лесных испарениях обитают восхитительные бабочки. — Для Вердыки нет ничего невозможного, особенно если это касается близких людей…

Белосельцев чувствовал, как наполняется второй объем, куда вовлекла его страсть разведчика, и за этим сужающимся пространством таится третий объем, в который он станет втискиваться, сжимая плечи, ввинчиваясь в тесный лаз, слыша шорох опадающих каменных крошек, слабые трески грунта, готового рухнуть, расплющить его многотонной породой. На ядерном полигоне в Семипалатинске он лез в старую штольню, в глубину горы, в эпицентр давнишнего ядерного взрыва. На каску, в которой горел фонарь, падали камушки, в лицо и в руки втыкались огрызки арматуры, колючие обрывки кабеля, и казалось, он застрянет в горле, закупорит ее своим задохнувшимся телом, станет каменным изваянием, частью мертвой горы. Он просунулся в горловину, достиг эпицентра, и фонарь во лбу озарил огромную, выплавленную взрывом пещеру. Разноцветное, созданное стеклодувом чудо из тончайших капель, сосулек, переливов цветного стекла, клубков и застывших вихрей, перемешавших цвета и формы. Зрелище подземного дива было наградой за страх. Живые глаза видели место, где в центре горы полыхнул термоядерный взрыв, пальцы касались глянцевитой поверхности, отшлифованной ядерной плазмой. Теперь, в разговоре с любезным Кугелем, он испытывал нечто подобное. Двигался в тесном опасном пространстве, перемещаясь из объема в объем, ожидая добраться до сокровенной пещеры, где его ожидало открытие.

— В самом деле, Виктор Андреевич, подумайте, не возглавить ли вам избирательный штаб?..

Трижды за эти дни ему предлагалась высокая роль советника. Трое — Имбирцев, Ивлев, а теперь вот и русский удалец Вердыка, устами дружелюбного еврея Кугеля, — предлагали ему возглавить штаб.

Это был трафарет. Оплошность того, кто вел операцию. Оплошность Чичагова, утомленного бесчисленными разведоперациями, иссякшего в творчестве, прибегнувшего к трафарету. И это вело к открытию. Чичагов конструировал встречи, насылал на него людей, встраивал в комбинацию, смысл которой оставался сокрытым, но сама она была обнаружена. Белосельцев, обрадованный, не подавая вида, следил за Кугелем, как за объектом, глотая обжигающий терпкий коньяк.

— Повторяю, ваш драгоценный ресурс должен быть задействован. Вы ничем не уступаете демону 5-го управления…

Белосельцев улыбался, поощрял изысканные сравнения Кугеля, чувствуя при этом, как по телу при мысли о перерожденцах разведки пробежала длинная судорога брезгливости, будто под одеждой по груди проскользнула жалящая сороконожка, ошпарила его своей ядовитой росой. На подводной лодке, уходившей в автономное плавание, он наблюдал забавы матросов. Пойманного черного таракана привязывали на нитку, помещая в реакторный отсек. Усатое глянцевито-черное насекомое начинало метаться, бегать непрерывно по кругу, испытывая страдание от тончайших доз радиации. Через несколько дней теряло пигмент, становилось мучнисто-белым. Так же перерожденцы 5-го управления, обслуживающие преступные банки, меняли пигмент и внутреннюю сущность, становились альбиносами, омерзительными выродками.

В бар вошел согбенный в любезном поклоне служитель, похожий на ватиканского гвардейца.

— Простите, что помешал, Яков Львович, но вернисаж начинается. Публика собралась. Все ждут вашего вступительного слова.

— Вы не откажетесь посетить уникальную в своем роде выставку? — сказал Кугель, обращая на него свое красивое, благожелательное лицо. — Это моя гордость. О ней будут говорить. Я задумал с экспозицией турне по России. Она называется: «Жизнь после смерти». Приглашаю взглянуть.

Белосельцев поднялся вслед за хозяином, понимая, что переходит в третий объем, где ему надлежит понять смысл своего визита.