Восточный фронт адмирала Колчака

Чтобы и на морском языке была понятна вся ненормальность такого выбора, нужно вообразить себе такой совершенно невероятный случай. Верховный главнокомандующий в Великую войну, великий князь Николай Николаевич, был одновременно и высшим начальником флота; могло бы случиться, что по какому-либо поводу в Ставку прислан был бы, например, от Черноморского флота какой-либо капитан второго ранга. Что сказал бы адмирал Колчак, если бы великий князь взял бы да и назначил командовать Балтийским флотом этого самого капитана второго ранга. А вот именно это-то самое и сделал адмирал Колчак в отношении Сибирской армии, выбрав полковника Лебедева как своего начальника штаба и, следовательно, фактически главнокомандующего. Выбор Лебедева остался неразгаданной загадкой, но настолько тревожил не только военных, но и общественные круги Сибири, что даже враги Колчака, социалисты-революционеры, когда производили допрос в иркутской тюрьме, настойчиво добивались у адмирала указать причины, по которым он назначил Лебедева на его ответственный пост, адмирал объяснений не дал. Существовало в Сибири мнение, что Лебедев был выбран потому, что участвовал в перевороте 18 ноября и способствовал возвышению Колчака. Думать так – значит совершенно забывать о благородном рыцарском характере Колчака, который к тому же и не стремился к диктатуре и был совершенно не способен делать назначения из благодарности за личные услуги. Вернее всего, что разгадку надо искать в импульсивности и стремительности характера адмирала, который и в сухопутном деле рвался на абордаж. Наверное, Лебедев нравился ему, когда в беседах высказывался за крайнюю активность действий против большевиков, которых легко победить с наскока. Кроме того, он и другие «вундеркинды», как называет их в своем дневнике Будберг, уверяли адмирала, что в революцию и стратегия, и тактика, и организация войск должны быть иными, чем в нормальной войне, и хорош лишь тот командующий армией, который сам с винтовкой в руках идет впереди солдат, то есть что и прапорщик в революцию может командовать армией. (Эта ересь так прочно засела в молодые головы, что и теперь, много лет спустя после краха Белой борьбы, находятся охотники ее проповедовать. Не так давно в «Русском Инвалиде» полковник Зайцев уверял, что в Гражданской войне организация никакой роли не играет, что нет ничего ненормального, что маленький отряд называет себя дивизией, а его начальник-поручик сам себя переименовывает в генералы. Дай Бог, если нам суждено продолжить Белую борьбу, чтобы у нас было поменьше таких вундеркиндов в будущем.)

И эти лозунги не могли не подкупать пылкое сердце адмирала, который впоследствии и сам охотно посещал окопы в наиболее опасных местах. Ему не приходило в голову драгомировское поучение, что кучер должен править с козел, а не вылезать на конец дышла, а также что с винтовкой в руках ходит всякий взводный, но это еще не значит, что он способен командовать армией; для этого надо иметь некоторые познания. На горе, идеалист и верный в своих привязанностях, Колчак кому поверил, то верил неизменно до конца. Так он поверил и Лебедеву, и верил до тех пор, пока тот не привел армию к гибели. Я не знал и никогда не видал Лебедева и своего суждения о нем иметь не могу. Барон Будберг, которому я верю во всем до последнего слова, так как отлично знал его еще в мирное время, называет Лебедева бездарным и безграмотным выскочкой с огромным апломбом, самоуверенностью и отлично подвешенным языком. То же самое слыхал я в Сибири и от других генералов старой школы. По общим отзывам, не кто другой, как Лебедев в компании с Сахаровым и Ивановым-Риновым, выскочками еще более бездарными, вырыли в Сибири могилу и для адмирала Колчака, и через него для всей России. В стремлении к новаторству они не понимали, что военное дело не есть вдохновение, а трудное ремесло, требующее знаний и долгой практики. Они ничего знать не хотели, жили фантазией, мало-мальски реального плана действий составить не умели, ставили войскам неосуществимые задачи и быстро их выматывали. Краем уха они слыхали, что во французскую революцию из сержантов и даже барабанщиков выходили знаменитые маршалы, и решили, что они тоже не хуже Нея, Мюрата, Массена, Виктора и др. Не учли лишь одного, что эти маршалы находились при Наполеоне, но сами в Наполеоны, как Лебедев, Сахаров, не лезли и что Наполеон, прежде чем пересоздать тактику, отчасти и организацию, сам долго учился.