Восточный фронт адмирала Колчака

Личная резиденция адмирала А.В. Колчака скромно укрылась от глаз широкой публики в стороне от главных улиц, располагаясь на берегу могучего и плавно текущего Иртыша. Небольшой, но просторный особняк вмещал в себя и личную квартиру адмирала, и его официальную резиденцию. При первых же представлениях Верховному Правителю по службе бросилось пишущему эти строки в глаза некоторое сходство устройства расположения и плана приемной, бильярдной и кабинета адмирала Колчака с той частью запасной половины Зимнего дворца в Петрограде, в которой летом 1917 года принимал с докладами «некоронованный президент» Всероссийской Республики А.Ф. Керенский. Большой бильярд находился между приемной и кабинетом адмирала и около него, он, так же как и Керенский, принимал тех, кто имел у него аудиенцию общего и несекретного характера.

Сам адмирал Колчак имел весьма утомленный и безразличный вид. Не чувствовалось в его настроении того подъема, которым он горел на одном из памятных тайных заседаний в Корниловские дни в Петрограде. Когда зашел разговор с ним об этих воспоминаниях, от которых отделял промежуток времени около полутора лет, адмирал, грустно улыбнувшись, осведомился о судьбе некоторых из участников незабытых им заседаний, но говорил о них таким тоном, что, видно, это его теперь интересовало не больше, «чем прошлогодний снег». Тяжелым крестом уже тогда легла на его плечи власть Верховного Правителя, которую воспринял он перед этим всего лишь только полтора месяца тому назад.

Воля к власти у адмирала Колчака, как показалось в то время, совершенно отсутствовала. Если в Петроградский период он с подъемом шел навстречу революционной буре, то теперь, испытав немалые тернии, видимо, он обнаружил уже признаки заметного разочарования. Полупассивное настроение Верховного Правителя явно не понравилось тогда автору настоящих воспоминаний. В единоличном принципе Верховной власти, призванной сломить такого серьезного и жестокого врага, как большевики, что можно было видеть иное, как не самую твердую диктатуру, черпающую силы и уверенность только из своего собственного волевого «Я», не знающего ни страха, ни препятствий.

Лицо, на которое пал бы такой ответственный жребий, должно было бы отличаться сверхъестественными качествами не только военачальника, но и политика, активиста, пропагандиста, именно такого, какими мы раньше видели хотя бы того же Керенского, а потом Ленина, Троцкого и других. Адмирал не должен был бы оставаться только «адмиралом», но, как вынес первое свое впечатление автор настоящих воспоминаний в Омске, А. В. Колчак был не на своем месте. Он не вдохновлял на политический подвиг людей, он не имел с ними общего языка, он не импонировал, наконец, ни своим пафосом, ни своим политическим обоснованием. Будучи адмиралом, он не правил тем государственным кораблем, который попал, почти случайно, под его управление, но он сам плыл по «воле волн» неустойчивой и разнобойной политики и подпадал под различные персональные, партийные и даже иностранные влияния…

В Омске адмирал Колчак создал самую обыкновенную канцелярскую рутину во всех министерствах и ведомствах и дал возможность развиться невероятному бюрократизму там, где должна была властвовать только одна жизнь, кипучая, творческая, созидательная. На этой почве потом пышным цветом распустилась канцелярская мертвечина, которая убила и самое дело, и самого же несчастного адмирала А. В. Колчака.

Под этими ничего не сулящими настроениями приходилось приступать автору сих воспоминаний к работе в должности помощника начальника главного штаба омского военного министерства. Не чувствовалось уверенности в том, что безгранично тяжелая задача пресечения широко развившегося интернационального движения в России и восстановления нормального правопорядка в стране или хотя бы в такой части ее, как в Сибири, могла быть достигнута под властью адмирала А.В. Колчака. Может быть, подобному выводу и настроению способствовали воспоминания петроградского периода совместной работы с адмиралом, когда последний предназначался на возглавительные роли в дни Корниловского движения. Как-никак, надо было находить выход из положения в том виде, в каком оно создалось ко времени приезда автора настоящих воспоминаний в Омск, и постараться приложить все свои силы и знания для служения тому делу, которое было естественным и прямым, то есть военному.

Опыты львовщины, керенщины и корниловского провала слишком хорошо еще сохранились в памяти для того, чтобы с легким сердцем можно было бы подходить снова к вопросам восстановления государственности после того, как таковая начисто оказалась разгромленною и утраты которой не могли в свое время предупредить все предшествовавшие октябрьскому перевороту всероссийские правители и правительства.