Восток есть Восток

Сердце колотилось как бешеное. Замки в «Танатопсисе» не были заведены, даже внутренние засовы отсутствовали. Септима считала, что ее питомцы заслуживают полного доверия в сфере материальной и что никакие запоры не должны мешать их сексуальному самовыражению — единственным условием должно быть обоюдное согласие. «У нас в „Танатопсисе“ браков не существует, — сообщила хозяйка, приветствуя Рут в самый первый день. — Мы не признаем института семьи. — Септима одарила сияющей улыбкой своего сына, который стоял за спиной гостьи, поглаживая ей запястье. — Мы считаем, что художник имеет право самовыражаться любым угодным ему или ей образом». Вот именно. Рут сейчас как раз этим и занималась: самовыражалась весьма антиобщественным, воровским образом, бродя в одиночестве по коридору второго этажа со свертком под мышкой.

Ее комната осталась слева, комнаты Клары Кляйншмидт и Питера Ансерайна тоже. Если кто-нибудь спросит, что Рут тут делает, она направляется в малую умывальную — не хочет монополизировать ванную: вдруг кому-то вздумается принять душ перед ужином. Миновав дверь Оуэна, Рут шмыгнула за угол. Впереди — лестница черного хода, слева — умывальная, справа — заветное обиталище Ирвинга Таламуса. Рут заколебалась, прислушалась к долетавшим снизу звукам (смех, звон бокалов) и проскользнула в дверь.

Быстрее, сказала она себе, быстрее. Обидно, что у Таламуса комната гораздо просторнее и удобнее. У нее по сравнению с этими апартаментами какая-то коробка из-под обуви. Но сейчас не до обид. Рут прямиком двинулась к шкафу вишневого дерева. Быстрее! — завопил внутренний голос, руки ходили ходуном. Все было как в кино, когда герой проникает в логово убийцы, а убийца непременно возвращается и застигает его врасплох. Она лихорадочно рылась среди вешалок. Пиджаки, рубашки, брюки висели в пластиковых чехлах, прямо из химчистки. Надо взять что-то такое, чего он не хватится. В выдвижном ящике оказалось нижнее белье — розовые, красные, голубые трусы. На ощупь — чистый шелк. На миг Рут представила, как тугая ткань обтягивает волосатое брюхо Таламуса, сплющивая член и яйца. Тут ей попалось именно то, что нужно: шорты-бермуды, в которых она ни разу его не видела. Довольно дурацкие, с пылающими желтыми попугаями и шартрезно-зелеными пальмами, но это не имело значения. И простая белая майка с вырезом уголком. Рут задвинула ящик, закрыла дверцу шкафа. Под кроватью валялись стоптанные теннисные туфли. Он и не заметит, если они исчезнут.

Вдруг веранда взорвалась звуками, и Рут окаменела от ужаса. Чей-то вопль, грохот бьющегося стекла, оглушительный хохот. Кажется, где-то хлопнула дверь. Пора уносить ноги. Но куда спрятать добычу? Нельзя же разгуливать с… Наволочка! Нет, это он сразу заметит. Взгляд Рут упал на корзинку для мусора — простенькую, соломенную, с непременным черным пластиковым мешком внутри. Стараясь не дышать, Рут высыпала содержимое мешка в корзинку. Быстрее, быстрее! Секунды летели, каждый новый звук нагонял панику. А вдруг он застукает ее на месте преступления? Однако, невзирая на остроту момента, Рут успела заметить среди мусора письмо от литературного агента и разорванную пополам открытку. От кого? От сына. Так-так. Письмо и открытку приобщила к трофеям и открыла дверь.

О ужас, по коридору кто-то идет! Чей-то силуэт, шаги!

Рут захлопнула дверь. Сердце так и выпрыгивало из груди. На ум лезли оправдания одно дурнее другого: она искала комнату для стирки, а сюда зашла по ошибке; нет, она помогает собирать мусор помощнику Оуэна, этому пуэрториканцу, как его — Рико? Ну да, у бедняги захворала мать, и… Шаги все ближе — тяжелые, неумолимые… Замерли перед самой дверью. Все, конец. Погибла. Рут представила изумленные, холодные, как у ящерицы, глаза Ирвинга Таламуса; брезгливо сморщенный нос Септимы; жесткий, непрощающий взгляд Оуэна. Скорый суд; единственная за всю историю «Танатопсиса» мелкая воровка, с позором изгнанная из обители муз. Хотя стоп! Ну конечно, она может броситься к нему в объятья, сделать вид, что поджидала его здесь специально… Хлопнула дверь ванной, и Рут поняла, что спасена. Она глубоко вздохнула, подождала, пока щелкнет замочек, и снова выглянула наружу. Никого. Один шаг — и она в коридоре, комната Ирвинга Таламуса закрыта.

В это время из-за угла появился Детлеф Эберкорн. Из кармана рубашки у него торчал магнитофончик, на голове — наушники. Агент выскочил так неожиданно, что застал Рут совершенно врасплох.

— Ой, привет! — заорал он во все горло и быстрым, как бы автоматическим движением сдернул наушники.

Рут прижала к груди мешок из-под мусора и затравленно осклабилась.

Детлеф тут же расплылся в улыбке и небрежно облокотился о косяк роковой двери. Рут заметила, что взгляд агента устремлен на ее блузку.