Восток есть Восток

Взгляд Септимы стал отсутствующим. Сын догадался, что она мысленно выстраивает в ряд сотни деятелей искусства, останавливавшихся в «Танатопсисе» на ее веку — от малых до великих, от безвестных до прославленных и знаменитых, — и пытается вспомнить, случалось ли хоть одному из этой плеяды пропустить час коктейля. Саксби вынул руки из холодной воды и замотал их в полотенце.

— Ладно. Ничего страшного. Я просто…

— Тебе незачем беспокоиться о Рут, — внезапно прервала его Септима.

— Да я и не беспокоюсь, — взмахнул полотенцем Саксби. — Просто она тут новенькая и чувствует себя не в своей тарелке, комплексует немножко. Жалко ее. Потом, я сказал ей, что уеду на два дня, а отсутствовал четыре, и вообще… — неопределенно закончил он.

— Саксби, детка, — снова произнесла Септима затуманенным, старчески подрагивающим голосом. — Перестань возиться с этим стеклянным ящиком, иди сюда и сядь рядом с матерью.

Стенки аквариума покрылись капельками конденсата, шланг выкачивал из недр земли не воду, а какой-то жидкий лед, и Саксби понял, что раньше чем через три-четыре дня рыбу запускать нельзя: замерзнет. Это его немного расстроило. Главное наслаждение от работы — видеть ее завершенной. Шесть дней повкалывал, на седьмой кайфуешь и видишь: это хорошо. Саксби сделал шаг в сторону матери и заколебался, окидывая аквариум последним критическим взором. Водоросли кланялись и покачивались, покорные подводному течению, которое устроили шланг и фильтрационная система. На дне повсюду пещерки, гротики, сложенные из камешков, норки для рыб, а размеры-то, размеры. Шесть футов в длину, двести галлонов воды! Саксби пересек комнату и опустился на пол рядом с креслом Септимы. Она тут же положила руку ему на плечо и нежно, по-матерински, дернула за ухо.

— Я тебе вот что скажу. — Голос ее все еще слегка дребезжал, но теперь в нем звучали легкие контральтовые нотки игривости. — А ты выслушай и запомни. Мы не должны мешать художникам творить, как бы мы ни волновались и как бы поздно они ни засиживались за работой. — Она сделала паузу. — Особенно если мы просто хотим сказать, что нам не хватает их общества. Ты согласен со мной, милый?

Сын не ответил. Он прислушивался к медленному, ровному сердцебиению насоса, налаживавшего порядок в атмосфере маленького мира, который он, Саксби, построил за стеклянной стеной. Вдруг ужасно захотелось спать.

— Так заработалась, что ужин пропустила, — вздохнула Септима. Ее холодная морщинистая рука поглаживала сына по затылку. — Похоже, девочка затевает нечто выдающееся.

Лишь во втором часу ночи ему удалось увести Рут из бильярдной. Саксби даже немного обиделся, что она не торопится упасть в его объятья. Обиделся — слишком сильно сказано, ведь в конце концов они же засиделись допоздна вместе. Часов в девять съели на кухне омлет, запили бутылочкой вина. Рут была такая хорошенькая, такая соблазнительная, что Саксби не утерпел — прижал ее к дверце холодильника и потерся бедрами о ее бедра, чувствуя, как закипает кровь.

— Пойдем покувыркаемся, — сказал он, она ответила: с удовольствием, а сама вместо этого потащила его в бильярдную.

Там собралась обычная публика: Таламус, Боб Пеник, Регина, Айна, Клара, новенький — Сэнди — и еще пара-тройка колонистов. Но за время отсутствия Саксби направление ветра переменилось, и он это почувствовал.

— Ой, Рути! — воскликнул Таламус, выскакивая из кресла с проворностью ящерицы, сбегающей с камня.

Еще кто-то крикнул:

— Ла Дершовиц!

И лишь потом соизволили обратить внимание на Саксби, хоть он был в отъезде целых четыре дня.

Рут налила себе полный стакан неразбавленного виски и уселась к карточному столу между Таламусом и Бобом.

Там же сидели Сэнди, Айна и еще какой-то жутковатый тип, которого Саксби раньше не видел — с крашеными волосами и пятнистым, словно склеенным из запчастей лицом. Играли, как всегда, в покер. Регина нависла над бильярдом, звонкими, профессиональными ударами отправляя шары в лузы. В углу устроились две дамочки — Саксби не помнил, как их зовут, и болтали о чем-то так сосредоточенно, будто отгородились от всех плексигласовой стенкой. Куда же тут было приткнуться? Не к Кларе же Кляйншмидт, которая будет нудить про Шёнберга и двенадцатитоновую систему, пока от скуки мозги не закиснут?