Восток и Запад

Протестантизм свирепствует с максимальной интенсивностью именно среди англосаксонских народов, и там же утверждается в самых крайних и грубых формах вкус к действию; как мы говорили, эти две вещи тесно связаны друг с другом. К тому же, эти народы, из-за своей крайне практической ментальности и своей неспособности ко всякому умозрительному познанию, воплощают в себе наибольшую степень духа современной цивилизации. Мы отметим, что именно здесь родились почти все демократические и гуманитарные идеи; есть особая ирония в общепринятом мнении, представляющем англичан как народ, существенным образом привязанный к традиции, тот, кто так думает, просто смешивает традицию с обычаем. Легкость, с которой злоупотребляют некоторыми словами, поистине необыкновенна: некоторые дошли до того, что называют «традициями» народные навыки или даже привычки совсем недавнего происхождения, без смысла и значения; что касается нас, то мы отказываемся давать это имя тем внешним формам, которые соблюдаются более или менее машинально, что нередко просто является суеверием в этимологическом смысле слова; истинная традиция заключена в духе народа, расы или цивилизации и основания ее крайне глубоки. Англосаксонский дух, в действительности, крайне антитрадиционен, почти так же, как германский дух, родственный ему, но, может быть, в несколько отличной манере, так как в Германии доминирует, скорее, «сциентистская» тенденция; однако, повторим еще раз, было бы искусственным полностью разделять эти две тенденции, представляющие собой две стороны современного духа и в разных пропорциях встречающиеся среди всех западных народов. Сегодня кажется, что «моралистская» тенденция берет верх почти везде, тогда как еще несколько лет назад более явным было доминирование «сциентистской» тенденции; но что выигрывается одной, не обязательно теряется для другой, потому что они совершенно согласованы, и несмотря на всякие колебания, их общая ментальность связывает их достаточно тесно: в ней есть место одновременно для всех тех идолов, о которых мы говорили раньше. В настоящее время происходит нечто вроде кристаллизации различных элементов вокруг идеи «жизни» как центра и всего, что с ней связано, так же как она происходила вокруг идеи «науки» в XIX веке, а в XVIII вокруг идеи «разума»; мы здесь говорим об идеях, но лучше бы мы сказали просто о словах, так как именно гипноз слов осуществляется здесь во всей своей полноте. То, что иногда называют «идеологией» с пренебрежительным оттенком (встречаются, несмотря ни на что, и такие, кто ею не обманут), есть, собственно, одно лишь пустословие; в этой связи, мы можем взять слово «суеверие» в его этимологическом смысле, о котором мы только что упоминали; оно означает вещь, существующую для самой себя, но утратившую истинный смысл своего существования. Действительно, единственный смысл существования слов заключается в выражении идей; приписывать ценность словам самим по себе, независимо от идей, не подводя никакой идеи под эти слова, позволяя им влиять одним только их звучанием, это поистине суеверие. «Номинализм», в его различных степенях, есть философское выражение этого отрицания идеи, которую стремятся заменить словом или образом; смешивая понятие с чувственным представлением, они реально допускают его замену на последнее; в той или иной форме он крайне распространен в современной философии, тогда как раньше это было только исключением. Это очень показательно; надо только добавить, что номинализм всегда солидарен с эмпиризмом, т. е. с тенденцией относить к опыту, и более специально, к чувственному опыту, начало и конец всякого познания: мы всегда находим отрицание всего истинно интеллектуального как общий элемент в основании всех этих тенденций и всех этих мнений, потому что здесь, действительно, корень всех умственных искажений, и это отрицание заключено (под видом необходимой предпосылки) во всем том, что приводит к искажению понятий современного Запада.