Читаем Восток и Запад полностью

До сих пор мы намеренно воздерживались от упоминания о религии среди того, что Запад может представить Востоку; ведь если религия тоже представляет собою нечто западное, то она совсем не является чем-то современным, и как раз против нее современный дух концентрирует всю свою враждебность, потому что на Западе она является единственным элементом, сохраняющим традиционный характер. Мы, разумеется, говорим только о религии в собственном смысле слова. А не о деформациях или имитациях, которые, напротив, родились под влиянием современного духа и которые им отмечены до такой степени, что они почти полностью подобны философскому «морализму». Относительно религии в собственном смысле слова восточные люди могут испытывать только уважение как раз по причине ее традиционного характера; и даже если бы западные люди проявили бы себя более привязанными к своей религии, каковыми они обычно не являются, то, конечно, их больше бы уважали на Востоке. Однако не надо забывать, что у восточных людей традиция не облекается специально в религиозную форму, за исключением мусульман, которым присуще кое-что западное; однако, различие внешних форм является только делом адаптации к различным типам ментальности, там же, где традиция не приняла спонтанно религиозной формы, то она вовсе и не должна ее принимать. Ошибка состоит здесь в том, что хотят к восточным людям приспособить формы, которые не созданы для них, которые не отвечают требованиям склада их ума, но которые они, впрочем, считают превосходными для западных людей: так, иногда можно видеть индусов, убеждающих европейцев вернуться к католицизму и даже старающихся помочь им его понять, не имея при этом ни малейшего желания самим к нему присоединиться. Несомненно, нет полного равенства между всеми традиционными формами, потому что они соответствуют реально различным точкам зрения; но в той мере, в какой они эквивалентны, замена одной формы на другую была бы, очевидно, бесполезна; а в той мере, в которой они различаются не одним только выражением (что вовсе не означает, что они будут противоположны или будут противоречить друг другу), эта замена может быть только вредной, потому что она неизбежно будет провоцировать недостаток адаптации. Если же восточные люди не имеют религии в западном смысле слова, то они имеют все то, что им соответствует; в то же время, они имеют больше с интеллектуальной точки зрения, потому что у них есть чистая метафизика, по отношению к которой теология есть только частичный ее перевод, затронутый сентиментальной окраской, присущей религиозной мысли как таковой; если у них чего-то меньше, то только с сентиментальной точки зрения, потому что у них в этом нет потребности. Только что сказанное показывает, почему предпочтительным решением, как мы полагаем, для Запада является возвращение к его собственной традиции, восполненной в области чистой интеллектуальности, если она имеется (это, впрочем, касается только элиты); религия не может занять место метафизики, но она никоим образом не является с ней несовместимой, и в мусульманском мире есть этому доказательство в двух взаимодополняющих аспектах, в которых предстает ее традиционная доктрина. Добавим, что даже если западные люди отрекаются от сентиментализма (мы под этим понимаем доминирование, приписываемое чувству над разумом), то основные западные массы будут сохранять потребность в сентиментальном удовлетворении, которое может им предоставить только религиозная форма, так же как они будут сохранять потребность во внешней деятельности, совершенно несвойственную восточным людям; каждая раса имеет свой собственный темперамент, и если правда, что это только незначащие случайности, то все же только достаточно немногочисленная элита может не принимать этого во внимания. Что же касается упомянутого удовлетворения, то собственно говоря именно в религии западные люди могут и должны находить его нормальным образом, а не в более или менее экстравагантных суррогатах, питающих «псевдомистицизм» некоторых наших современников, беспокойная и сбившаяся с пути религиозность, тоже представляющая собою симптом умственной анархии, которой страдает современный мир, из-за которой он даже рискует погибнуть, если ему не доставят лекарство до того, как будет уже слишком поздно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное