Читаем Восток и Запад полностью

То же касается средств, с помощью которых Запад мог бы сблизиться с Востоком, возвратившись к истинной интеллектуальности: мы верим, что представленные нами в этом исследовании размышления помогут рассеять многие неясности в этом отношении, это же относится и к способу рассмотрения последующих состояний западного мира, какими они будут, если однажды будут реализованы возможности, которые мы имеем в виду. Однако мы не можем предвидеть все недоразумения; если таковые возникнут и будут иметь реальное значение, то мы всегда также будем стараться их рассеять и тем более охотно, что это нам даст замечательный повод уточнить нашу мысль в определенных моментах. Во всяком случае, мы никогда не позволим себе свернуть с пути, проложенного для нас всем тем, что мы постигли благодаря традиционным учениям Востока; мы обращаемся ко всем, кто, в свою очередь, хочет и может постичь это, кем бы они ни были и откуда бы они ни пришли, но не к тем, кого могут остановить даже самые незначительные и самые иллюзорные препятствия, у кого есть фобии относительно некоторых вещей и слов, или кто считает себя потерянным, если ему приходится нарушить определенные конвенциональные и произвольные ограничения. Действительно, мы не видим, какая польза для интеллектуальной элиты может быть от этих боязливых и беспокойных умов; тот, кто не способен глядеть истине в лицо, тот, кто не чувствует в себе сил проникнуть в «великое одиночество», согласно принятому выражению дальневосточной традиции (для него в Индии тоже есть эквивалент), тот не может продвигаться в метафизической работе, о которой мы говорили и от которой все остальное строжайшим образом зависит. Кажется, что у некоторых есть как бы предвзятое непонимание; но не думаем, что те, кто обладает подлинными развитыми интеллектуальными способностями, были бы подвержены этим пустым страхам, так как они достаточно уравновешены для того, чтобы иметь уверенность, почти инстинктивную, что они никогда не поддадутся риску уступить какому-нибудь умственному замешательству; надо сказать, что эта уверенность не является полностью обоснованной до тех пор, пока они не достигнут определенной ступени действительного развития, но сам факт обладания ею, даже если не отдают себе ясно в этом отчет, уже дает им значительное преимущество. При этом, мы не хотим говорить о тех, кто к самим себе испытывает более или менее чрезмерное доверие, те, о которых идет речь, даже если они этого еще не знают, возлагают свое доверие на что-то более высокое, чем их индивидуальность, потому что они представляют собою, в некотором роде, эти высшие состояния, общее и окончательное завоевание которых может быть достигнуто через чистое метафизическое познание. Что касается тех, кто не осмеливается заходить ни слишком высоко, ни слишком низко, то они не могут видеть по ту сторону определенных ограничений, вне которых они даже не могут различать высшее и низшее, истинное и ошибочное, возможное и невозможное; вообразив себе, что истина должна соответствовать их мерке и оставаться на среднем уровне; они чувствуют себя удобно в рамках философского духа, и даже тогда, когда они усвоили некоторые частные истины, они никогда не смогут воспользоваться этим, чтобы бесконечно расширить свое понимание; ограниченность их «интеллектуального горизонта», обязана ли она их собственной природе или полученному образованию, является с этого времени непоправимой, так что их предвзятость, если она присутствует, поистине, непроизвольна, если не совсем неосознаваема. Среди них есть, конечно, и жертвы среды, в которой они живут, и это особенно вызывает сожаление; их способности, которые в нормальной цивилизации могли бы развиться, напротив, были подавлены и атрофировались вплоть до полного уничтожения; а современное образование, будучи тем, что оно есть, наводит на мысль, что невежды имеют больше шансов сохранить невредимыми свои интеллектуальные способности. По сравнению с умственными деформациями, являющимися обычным следствием ложной науки, простой невежда нам, поистине, кажется меньшим злом; и хотя мы ставим познание выше всего, это вовсе не является ни парадоксом, ни непоследовательностью с нашей стороны, так как только истинное знание достойно этого имени в наших глазах и полностью отличается от того, что культивируется современными западными людьми. И пусть нас не упрекают в слишком непреклонной позиции; эта позиция внушена нам чистотой доктрины, тем, что мы назвали «ортодоксией» в интеллектуальном смысле слова; будучи освобожденной от всякого предубеждения, она никогда не будет способствовать несправедливости по отношению к чему бы то ни было. Мы принимаем всю истину целиком, под каким бы видом она ни предстала; но не будучи ни скептиком, ни эклектиком, не можем принимать ничего другого, кроме истины.

Перейти на страницу:

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное