Он потянулся к кошелю и пересчитал остатки серебра. Нанять отдельную комнату, пусть даже каморку на чердаке, стоило немало, однако было это лучше, чем пробуждать соседей криками и бормотанием на неизвестных языках. Кто-нибудь в конце концов заинтересовался бы им и прислал бы сюда жрецов или чародеев. Денег должно было хватить на несколько дней, потом ему придется либо найти работу, либо начать воровать.
То есть – тоже найти работу.
Он сошел в главный зал корчмы. Шум, гам, десятки людей разных профессий, запах пива и капусты, приготавливаемой с маленькими колбасками, фирменное блюдо Лужника. И все обустраивают свои дела, дожидаясь, пока корчмарки принесут им то и другое. Дня через три такой диеты люди или переезжают в другой квартал, или возвращаются, откуда пришли.
Он съел, выпил, отказался от добавки, заплатил и вышел.
Лужник получил свое название из-за скверной канализации – собственно, из-за ее отсутствия, поскольку он никогда не был настоящим районом. Возник как пригород, несколько противу планов меекханских инженеров, но когда оказалось, что город притягивает массу народа из провинции и что нужно их где-нибудь размещать, возник район, чуть ли не целиком состоящий из кабаков, постоялых дворов и сараев, переделанных на ночлежки за медяк, где кормили капустой с колбасками и не спрашивали кто ты и откуда. Во времена империи, говорили, возникали планы провести сюда канализацию, воду и превратить Банлеар во что-то большее, чем потенциальный рассадник болезней, но временность всех здешних построек и постоянное отсутствие денег всегда откладывали это дело на потом. И хотя город в конце концов протянул руки стен и прижал район к груди, его продолжали воспринимать скорее как нарост, чем как собственное детище. Но, несмотря на это, Альтсин мог считать, что уже находится в Понкее-Лаа. Он двинулся в сторону порта – и тогда заметил их.
Городская стража – ничего странного в таком месте, как и тот факт, что стражников было шестеро, вместо обычных трех. Лужник никогда не был спокойным районом, и порой здесь случались волнения средь бедноты. Альтсин взглянул бы на них равнодушно и пошел бы дальше, когда бы не предводительствовали ими две персоны, что выделялись подле остальных как породистые волкодавы рядом с городскими дворнягами. У обоих – высокие, до колен, сапоги, черные штаны, черные рубахи и наброшенные сверху кожаные жилеты, окрашенные в глубокий коричневый цвет. Вор невольно глянул на их манжеты и воротники, ища монограммы, и вовсе не из-за очевидного богатства одежд – хотя за такие сапоги в этом районе могли перерезать горло, а рубахи отсверкивали чистым шелком. Нет, дело было в том, как они двигались: их словно окружала невидимая броня, приводящая к тому, что любой сходил с их дороги и старался не маячить перед глазами, пока они сами не захотят его заметить и позвать. И в том, как стражники тащились за этой парочкой. Ни у кого не возникло бы сомнений, кто тут главный.
И еще мечи. Альтсин заметил их сразу, хотя сперва заморгал, не веря собственным глазам. Оба несли заведенные за спину полуторники. Мечи висели лишь в петлях, прилаженных к ремням, наискось идущим через торсы мужчин. Когда они проходили мимо, обнаженные клинки отбрасывали вокруг зеркальные отблески. Дворяне не использовали такого оружия, они носили прямые, парадные мечи, корды или легкие палаши. Альтсин словно увидал даму в бальном платье, вместо веера сжимающую в руках боевую секиру. Полуторники использовали наемники, поскольку те прекрасно зарекомендовали себя в боях и с пехотой, и со всадниками. Размахивать чем-то таким в закоулках города – все равно что таскать с собой катапульту.
Но все же, как он понял миг спустя, никто не глядел на них с сожалением, никто не скалился, видя дворянских сынков, играющихся в настоящих солдат, не слышно было издевательского свиста или глуповатого смеха. Все отводили взгляды и быстренько направлялись по собственным делам. Улица смердела страхом.
Альтсин чуть отступил, приклеился к стене, наблюдая. Вот отряд задержался у ближайшего переулка, собственно, близ щели меж двумя домами не шире трех-четырех футов. По знаку одного из дворянчиков стражники взяли в кулачищи тяжелые палицы, поправили щиты на руках и, кривясь, вошли в глубь переулка. Через минутку раздались отзвуки ссоры, приглушенных проклятий, детский плач – и на главную улицу вытолкали нескольких человек.
Мужчина, женщина и трое ребятишек-погодков. Все в лохмотьях и соломенных лаптях. Альтсин насмотрелся на таких бедолаг во время своих странствий: сельская голытьба, весь свой скарб носящая на хребте, странствующая от села к селу в поисках куска хлеба. При виде двоих с мечами на спине они тотчас пали на колени и застыли в тревожном ожидании. Женщина прижала к себе детишек, мужчина воздевал молитвенно руки, а потом произнес нечто негромко и указал на правую ногу. Привязанный к ней кусок деревяшки заменял ему протез.