И быстро же считал, сукин сын, совершенно не делая скидок, «четыре» раздалось, когда вор уперся ладонями, чтобы не рухнуть носом в землю, «пять», «шесть» и «семь» слились чуть ли не в одно слово. Альтсин стиснул зубы, закусив губу, рот наполнился кровью – и он с тяжелым вздохом встал. Перед глазами затанцевали темные пятна, мир закружился, а приклеившаяся к боку медуза призвала на помощь нескольких сестер. Вор застонал и качнулся назад в поисках стены за спиною.
– …десять. Чудесно. Если обопрешься о стену, Асх сломает тебе следующее ребро. Ты должен стоять сам.
Он замер на мгновение. Задержал дыхание, медленно расставил ноги, сжал руки в кулаки. Вкус крови не исчез, но это была меньшая из проблем. Пятна черноты уплыли в сторону, а вместо них проявилась туповатая морда с выражением неохотного уважения. Должно быть, тот самый прославленный Асх.
– Хорошо, – сказала морда. Альтсину показалось, будто слова доносятся с другого конца города. – Впервые кто-то поднялся так быстро.
– Помолчи, Асх. – Хундер-диц-Клаев стоял сбоку, но вор не рискнул глянуть в его сторону. – А ты слушай и отвечай на вопросы. Встречался вчера с Цетроном?
– Да.
Не было смысла спорить, если бы они не знали о встрече, скорее всего не стали бы его трогать.
– Хорошо. Вы разговаривали?
– Да.
– О чем?
– О городе.
Стоящий подле Альтсина дуболом зыркнул в сторону главного, словно ожидая разрешения на удар. Однако его не было.
– Славно. И что бен-Горон думает о твоем возвращении? Он обрадовался? Как-то в последнее время ему неохота болтать с
Установилась тишина, словно Хундер посчитал тему исчерпанной. Альтсин понял вдруг, что, если не делать резких движений и дышать неглубоко, боль вроде бы становится тише.
– И что с того? – спросил он наконец. – У Григхаса наверняка достаточно людей, чтобы вправить Толстому мозги.
– Хе-хе-хе. Хорошо. Можно подумать, что вы целый час говорили о старых временах, вспоминая, как вам, голубки, было хорошо вместе. Мы оба знаем, о чем вы болтали. О графе и его миссии. Мы уже потеряли немного людей, но Лига не для того, чтобы сразу вцепляться в горло всяким фанатикам. Терпение – это добродетель, разве нет?
«Особенно много этой добродетели у мертвых», – подумалось вору, но он смолчал, глянув на лапищи Асха. Вспомнил старую воровскую загадку: «Каков наилучший на свете кляп? Кулак, ломающий твои ребра». Когда-то эта шутка казалась ему смешной.
– А теперь тот проклятущий Толстяк, который должен радоваться, что
– И что с того? Я говорил, пусть Григхас вышлет людей, чтобы его убедили: он совершает ошибку.
– Но зачем? Зачем нам ночная война на улицах?
Альтсин наконец рискнул повернуть голову и взглянуть на Хундера:
– Не хочет или слаб для нее? Сколько гильдий ответило на его призыв? Скольких людей он сумел бы послать в порт, который Толстый превратил в крепость? Я видел это, там и правда каждая улица принадлежит Цетрону. Григхасу понадобилась бы армия.
Хундер взглянул на него с иронией. По лицу его вдруг скользнула зловещая ухмылка:
– Для чего армия там, где хватит и одного человека?
Понимание пришло к Альтсину со скоростью выпущенной арбалетной стрелы.
– Ты понял. – Крысиная ухмылка сделалась шире. – Это хорошо. Толстый тебя всегда хвалил: мол, ты быстро соображаешь. Ты прав, Цетрон превратил порт в крепость, он никогда не открывает спину, не покидает улиц, где знает каждого человека, от детей до стариков. Невозможно приблизиться к нему неожиданно. Только тот, кому он доверяет…
– А как этому кому-то выйти из всего живым?
«Я не задавал этот вопрос, – подумалось ему. – Это не я. Кто-то другой. Я не выторговываю сейчас собственную жизнь ценою смерти Цетрона».
– Хороший вопрос. Мы раздумывали над этим долгое время и пришли к выводу, что смерть Толстого от ножа или гарроты, смерть на виду дала бы нашему человеку слабые шансы выжить. А значит, непросто было бы склонить кого-нибудь к подобной работе. А потому, пораздумав, мы решили, что больше подойдет нечто вот такое.
В руке Хундера появилась маленькая темная бутылочка.