Восток, Запад и секс. История опасных связей

Власть всегда и всюду давала себе сексуальные поблажки, но эта банальная истина, остававшаяся неофициальной на Западе, находила выражение в узаконенной полигамии на Востоке. Там помимо представления, что правитель нуждается в наложницах для постельных утех, бытовало мнение, что, предаваясь этим утехам, сам правитель в целях собственной же безопасности должен избегать излишней эмоциональной привязанности к дарительницам наслаждения. Это четко проговаривалось в специальных книгах, адресованных правителям: наложницы не должны оказывать никакого влияния на государственные дела, и чем бо́льшую любовь испытывал султан к наложнице, тем большей опасности подвергалось государство. Действительно, в гаремных историях и преданиях важная роль часто отведена так называемой султанше-матери, то есть бывшей наложнице, чей сын в итоге сам делался султаном. В Османской Турции прекрасно знали, как можно добиться власти при помощи секса. И все же гаремная культура, отделявшая секс от любви, выступала противоположностью культуры христианской, где религия оговаривает, что любовь должна быть непременным условием секса. Сулейман Великолепный стал в этом отношении исключением среди султанов, потому что хранил верность единственной женщине. Это казалось настолько поразительным, что многие считали Хюррем (очевидно, она была русской или полькой, захваченной в бою) колдуньей, которая сумела безраздельно завладеть сердцем султана при помощи волшебных зелий, заклятий и прочих чародейских приворотов. Сулейман был современником короля Генриха VIII, который, как известно, вывел Англию из-под контроля католической церкви, с тем чтобы иметь возможность развестись с одной женой и жениться на другой: ведь в отличие от султана он не мог иметь двух жен одновременно. Забавно, что оба самодержца, каждый на свой лад, обманули ожидания подданных. Генрих полностью порвал с папским Римом, чтобы развестись с женой, а Сулейман, напротив, поверг соотечественников в изумление тем, что хранил верность одной женщине.

Можно доказать, что культура гарема, хоть и относилась с меньшим уважением к браку, отражала более реалистичный взгляд на человеческую природу, в особенности проявляя большее, чем на христианском Западе, снисхождение к слабости мужской половины человечества, для которой (как свидетельствовало множество случаев неверности на протяжении веков) единобрачие являлось весьма обременительным институтом. Несомненно, гарем, особенно с точки зрения современных ценностей, был чрезвычайно регрессивным явлением, порожденным патриархальным обществом и обеспечивавшим господство мужчин над женщинами, причем потребности самих женщин в удовольствии и, быть может, в разнообразии оставлялись безо всякого внимания. Монтескье и Байрон были правы, видя в гареме орудие сексуального и политического абсолютизма. Османы предпочитали, чтобы матерями будущих наследников престола становились не законные жены, а наложницы, потому что наложницам не требовалось оказывать такого же почета, какой подобал полноправным супругам. К тому же, возвышая невольницу до положения султанши-матери, вместо того чтобы жениться на дочерях других влиятельных людей или соседних правителей, османы не допускали возвышения тех семей, откуда в противном случае им пришлось бы брать себе жен, и это тоже способствовало укреплению султанской власти.

Разумеется, в противоположность полигамному Востоку институт моногамного брака, пускай даже много раз подрывавшийся случаями измены, выступал неким идеалом, который отводил западным женщинам гораздо более почетную роль и наделял их неизмеримо бо́льшим достоинством. Кроме того, моногамия уберегала от политической нестабильности, источник которой не иссякал в восточных странах: ведь при дворах христианских владык не существовало гаремных интриг – этих смертельных (в буквальном смысле слова) распрей и состязаний между сторонниками жен-соперниц. И все же Османская империя с ее строем просуществовала очень долго. Отчасти это можно объяснить тем, что существование гарема позволяло ей уберечься от слабости, присущей любой моногамной западной монархии, где единственным законным наследником престола считался отпрыск короля и королевы. Если королевской чете не удавалось произвести на свет ребенка мужского пола, то престолонаследие оказывалось под угрозой. В Османской империи, напротив, наблюдалась непрерывная линия наследования на протяжении тридцати шести поколений султанов. Одной из причин такой непрерывной преемственности было то, что законным наследником признавался любой из детей султана – а большинство детей рождалось не от жен, а от наложниц, – причем одной из самых влиятельных фигур в государстве, султаншей-матерью, становилась наложница.