Восток, Запад и секс. История опасных связей

Таким образом, чадра была вызовом, а способность заглянуть под нее – главным опознавательным знаком власти и престижа, ведь в рассказах Райкота и других один только султан имел на это право. Французский поэт-романтик Жерар де Нерваль, написавший “Путешествие на Восток”, выбрал фокусом своего внимания не Турцию, а другую левантийскую страну, которая тоже долгое время вызывала стойкий интерес у европейских путешественников, начиная с Гюстава Флобера и заканчивая Лоренсом Дарреллом, а именно Египет. Пожалуй, сегодня многим жителям Запада Египет представляется лишенной всякого эротического ореола страной, где царит политическая диктатура и нищета, где полно уличных попрошаек и назойливых зазывал. Но для Нерваля, как и для Флобера, Египет еще был краем дразнящей чувственности, “страной загадок и тайн”, которая одновременно и обескураживала путешественника, и побуждала его “приподнять краешек сурового покрывала”.

Нерваль оставил заманчивое описание египтянок, точнее того немногого, что они позволяли увидеть: “Прекрасные пальчики, унизанные кольцами-талисманами, запястья в серебряных браслетах, а то и точеная, словно из мрамора, рука выглядывают из-под широких, поднятых до плеч рукавов; браслеты на щиколотках серебристо позвякивают, и при каждом шаге слетают с ног бабуши [восточные тапочки]; этим можно любоваться, это можно угадать или подсмотреть, не вызывая недовольства толпы и, кажется, не привлекая внимания самой женщины”.[11]

Восток, как выразился один ученый, вызывал “эротическую потребность видеть за покровом воображаемую наготу”. Это отражало, писал он дальше, “и самое буквальное стремление срывать покровы с восточных женщин, чтобы удовлетворить вуайеристское желание увидеть их скрытые тела”. Ключом к этому оставалась власть – властное право приподнимать покров, раскрывать уже не очень-то тайную тайну, которая успела породить среди европейцев три особых вида деятельности. Во-первых, они занялись написанием книг о гареме (например, Райкот, Хилл и Монтегю), состязаясь между собой, кто раскроет больше секретов, касающихся потаенной гаремной жизни. Во-вторых, появилось нечто вроде сексуального туризма – и, как мы увидим, не кто иной, как Флобер, стал одним из пионеров такого времяпрепровождения, которому в различных формах предавались на протяжении двух веков мужчины из Европы и Америки, исследовавшие эротические возможности, доступные на Востоке и совершенно немыслимые на Западе. А в-третьих, они начали применять силу, чтобы пользоваться этими возможностями. Колониализм и военные победы довершили дело. Привлекательность скрытого под чадрой Востока соединилась с мощью колониальных завоеваний, и то, что зарождалось в виде чистой фантазии, сделалось повседневной реальностью, приобретая в последнее время самые массовые и вульгарные формы.

Отступление третье Осуществление фантазий

Около 1812 года британский карикатурист Томас Роулендсон опубликовал порнографический рисунок под названием “Гарем”, изображавший сказочный мир, каким рисовалось это специфическое османское заведение в западном воображении. Роулендсон, родившийся в 1756 году, сам никогда не бывал в странах Леванта, а потому его рисунок отражал не реалии гарема, а скорее сложившуюся “репутацию” и воплощал на бумаге “мечту о беспредельных возможностях, которая одушевляет фантазии множества мужчин о Востоке”, как выразилась Рут Бернард Йизелл. На рисунке изображен мужчина в тюрбане, очевидно султан, перед которым двумя ярусами, уходящими до самого края рисунка и далее до бесконечности, выстроились обнаженные женщины, все как одна в соблазнительно-призывных позах.

Единственный одетый человек на этом кишащем телами рисунке – сам султан, сидящий на коврике под балдахином, с изящным резным кувшином и чашей под боком. На султане тюрбан и роскошный халат, и халат этот распахнут спереди, являя и зрителю, рассматривающему рисунок, и женщинам, изображенным на рисунке, возбужденный султанский член. Пенис султана почти напоминает “волшебный прут” – орудие, призванное помочь ему с выбором, разгадать сложную головоломку. А это поистине головоломка, ведь изображенные женщины до того похожи одна на другую, что, в трактовке Роулендсона, безграничное количество женщин в действительности отнюдь не предоставляет выбора. “Как будто альтернатива моногамии – это и в самом деле не ведающее предела удовлетворение; и тела́, и наслаждения умножаются до бесконечности в воображаемых гаремах”, – писала Йизелл о рисунке Роулендсона. Подобно гаремам Энгра, Моцарта и Байрона гарем Роулендсона – чистый вымысел, фантазия на тему эротической свободы, существующей где-то в чужих краях. Художник и не ожидал, что в его рисунке будут искать правду.