В мире, который подчиняется тебе, мгновенье может длиться целую вечность.
- Что ты…
- Смотри, - велела Эва жестко. – Смотри и запоминай их. Он видел. Он всех их видел.
Солидного господина с залысинами и массивным носом, на котором выделялись черные точки пор. И юношу той чахоточной бледности, которая недавно вошла в моду. Мрачного типа с черными волосами на пробор. Кто так носит? И пухлого нервозного мужчину, чем-то неуловимо похожего на мистера Дайсона, их соседа.
- Сколько их… - Тори провожала взглядом каждого.
Почти каждого.
Некоторые, к сожалению, надевали маску поверх маски. Осторожные? Но их Эва тоже пыталась запомнить. И дом помогал. До нее доносились запахи, которых там, в настоящем мире, она бы не смогла почуять. Лаванды… лавандой набивают мешочки.
Эва шила их каждый год.
И вышивала тоже, ибо мешочки для лаванды, которыми перекладывают белье, должны выглядеть красиво.
Сигар. Не тех, что курит отец. Эти более горькие. Едкие. И кажется, от их дыма на языке остается привкус шоколада. Их владелец скрывает лицо за маской, расшитой серебром и жемчугом. Такая подошла бы женщине. А еще он не носит перчаток. И вот руки у него как раз мужские, грубые, широкие, с квадратными ногтями и даже длинным шрамом, что протянулся по тыльной стороне запястья. Он брал начало между мизинцем и безымянным пальцем, чтобы руслом нарисованной реки уйти выше, а потом и вовсе спрятаться под белоснежной манжетой.
И еще один.
Костюмы… зачем шить костюмы у портного на заказ, если они выглядят одинаковыми? Этот маску надевает еще в карете. Серую.
Странно, что здесь, на изнанке мира, серый цвет выглядит настолько ярким. И распорядитель низко кланяется именно этому гостю. Он что-то говорит, только Эва не слышит. Подхватив юбки, она бросается вперед. Ей очень надо… хоть что-то надо. Дому не нравится этот человек. Настолько, что тот вырисовывает следы на ковре.
Черные. Дымящиеся.
Жуть.
- Ты куда…
Голос Тори доносится словно бы издалека, но… Эва спешит. Она обегает человека в серой маске. Ничего. Он похож на ворона, только ненастоящего. Уродливого. А настоящие красивы и даже очень. Этот же… высокий. Выше Эвы.
Что еще?
Он словно темным пламенем объят, которое тянется снизу. И воняет… как же от него воняет! Это отнюдь не запах туалетной воды, с которой порой перебарщивал дядюшка Фред, матушкин кузен, появлявшийся в доме редко, только когда сильно проигрывался в карты. И матушка потом злилась. И за карты, и за эту вот его привычку.
Но… там запах был хоть и сильным, но не таким.
А здесь…
Что-то гнилое.
Едкое.
Отвратительное настолько, что будь Эва настоящей, её бы вывернула.
Тонкие руки. Белоснежные перчатки. И человек гладит левой рукой правую. Сквозь перчатку проступает что-то… кольцо? Перстень?
В петлице бутоньерка. Незабудки и… и еще какой-то цветок. Эва не знает, но запомнит. Как запомнит и трость, которую он оставляет распорядителю. Трость из темного дерева, с виду простая и даже не примечательная, но свет падает как-то так, что из дерева выглядывает змей…
Нет, не змей, хоть похож.
Но у змей нет ни лап, ни крыльев. Дракон? Это…
- Да что с ним не так?! – Тори требовательно дергает за рукав, и Эва упускает мгновенье. Вот человек оборачивается, кланяется кому-то. – Надо же, какой…
- Какой?
- Притягательный.
- От него воняет.
- Нет, что ты, - Тори прикрыла глаза. – Какой удивительный аромат.
- Ты в своем уме?
- Кто из нас вообще в своем уме.
- Это… это вонь!
- Как та музыка. Ты ведь слышала её иначе, а меня и вправду стошнило.
Человек идет мимо Эвы. А за ним бледной тенью следует девушка. Её лицо не скрывает маска, но само лицо на нее похоже. Белый фарфор, легчайший румянец. Тонкие черты…
- Красивая, - Тори втягивает запах. – И тоже пахнет… им. Надо его найти.
- Надо, - соглашается Эва. – Найти и убить.
А в дверь входит еще один человек. И его Эва узнает. По усам. Сейчас они кажутся смешными, наклеенными.
- Это еще что за шлюха…
- Тори!
На плече человека буквально повисла девушка той своеобразной наружности, которая, должно быть, свидетельствовала, что образ жизни её был далек от приличного. Девушка была хороша. Круглолица. И синеглаза. Её волосы слегка вились и, прихваченные бантиками у висков, водопадом ложились на плечи.
Девушка что-то говорила…
А ведь Эва должна понимать, что они говорят. Или… или дом не понимал? Он видел, но не слышал?
- Спасибо, - шепнула Эва, прижавшись щекой к стене. – Спасибо, что ты принял нас.
Она услышала эхо, далекое, полное боли.
- Я… я что-нибудь придумаю. Или это все? Нам уходить?
Мгновенье.
И все снова меняется. Столь стремительно, что Эва не успевает заметить, как и куда исчезает холл и люди в нем. Просто вдруг она оказывается в месте, где… темно.
Тесно.
И страшно.
- Тори…
- Я тут, - пальцы из темноты берут за руку. – Здесь… жутковато.
Её фигура идет рябью, но вот все светлеет.
Подвал.
И факелы на стенах. Мужчины, которые спускаются. И впереди тот, что в серой маске. За ним две девушки. Одна – бледная и… неживая.
Вот, что в ней неправильно.
Она неживая!