Восток. Запад. Цивилизация

– Вернутся. – Матушка обладала чудесной способностью если не мысли читать, то всяко выражение моего лица. – Скорее всего, их сознательно отвлекли.

– И ты так спокойно говоришь!

– А как еще? – Она надела перчатки. Повернувшись к зеркалу, поправила шляпку. – Может, другую…

– Прекрати, эта тоже хорошая.

– У нее полы чуть великоваты. Для прогулок это неплохо, защищает от солнца, но вот…

– Все хорошо.

Не из-за шляпки она волнуется. Совсем не из-за шляпки. Равно как и я.

– Кто отвлек?

– Понятия не имею. – Матушка еще раз посмотрела на себя в зеркало. – Тот, кто не хотел, чтобы нас сегодня сопровождали.

Это, допустим, я и сама поняла.

– Но всех и сразу…

– Скорее всего, получилось так, что Эдди понадеялся на Чарльза и Орвудов.

Чарли – на моего брата и тех же Орвудов. А Орвуды… В общем, права Мамаша Мо, когда говорит, что у семи нянек дитя без глазу.

Ничего. Вернется муженек, я ему все выскажу. И Эдди тоже выскажу. Вперли нас сюда, а сами сгинули. А если бы у меня нервы оказались послабже? Если бы я и вправду взволновалась? Им что, университета не жаль? Ладно, эти придурки с тросточками. Они если вдруг что, то сами виноваты, не стоит волновать девушку. Но сам-то университет, историческое здание и все такое…

– Мне кажется, – мягко сказала матушка, – они все осознают.

Конечно, осознают.

А я помогу.

– Что ж, нам пора, думаю. И постарайся никого не убить. Даже если очень хочется. Иногда это сложно.

– Ага.

Я посмотрела в зеркало.

– И эта шляпка тебе очень идет.

Матушка ничего не ответила. Но и не надо. Я и так все понимаю.

На полигоне, где со вчерашнего дня осталась глубокая ямина зловещего черного цвета, собралось изрядно народу. Столько, что Эва испытала преогромное желание изобразить обморок. Или там мигрень. Мигрень – это всегда отличный предлог удалиться.

Но Тори подхватила под руку и шепнула:

– Не смей!

– Я и не думаю.

– Думаешь. По лицу вижу. И они тоже видят. Пришли сюда посмеяться… Только ничего, мы еще посмотрим, кто из нас посмеется. – Губы Тори сжались в ниточку, а глаза сделались черными-черными. И внутри у нее тоже стало черно.

– Ты на них злишься.

Юноши… благородные, несомненно. И без масок. Это хорошо, что без масок. Их обилие начинало Эву утомлять. Но тут хотя бы лица. Красивые, наверное. Если так, отвлечься, то да… вон тот блондин с зачесанными назад волосами.

У него правильные черты лица.

И выражение надменного превосходства нисколько их не портит. Он стоит чуть в стороне, окруженный то ли приятелями, то ли теми, кто наивно полагает себя таковыми. Что-то говорит, тихо, но слушают его с готовностью. И каждое слово вызывает приступ хохота.

– Мне он тоже особенно не понравился. – Тори прищурилась, и тьма внутри нее пришла в движение. А маменька повернулась и долго, слишком уж долго разглядывала этого красавчика.

Все равно Эдди лучше.

То есть он безусловно лучше всех, тут собравшихся, сколь бы красивы они ни были.

– Это Найджел Сент-Ортон, – произнесла маменька тихо. – Единственный сын и наследник герцога Сент-Ортона. Весьма, по слухам, своеобразный молодой человек.

Тот, почувствовав взгляд, повернулся.

Поклонился.

И легким шагом направился к ним, а все остальные потянулись следом. И да, знакомые лица. Надо же. Как их? Невилл… А второго… Джейми? Джеймсон, кажется. Точно, Джеймсон Вандербильд. И главное, кланяются, улыбаются так, словно ничего вчера не было.

Милы.

Только что-то как-то бледноваты. Сероваты даже.

– Доброго дня. – А этот Сент-Ортон вообще сияет, словно нет в его жизни желаний иных, кроме как познакомиться с Эвой. И с остальными тоже. – Прошу простить мою вынужденную бестактность, леди Орвуд. Оправдания ей нет, но мы не были представлены. И исправить сие недоразумение некому, а я просто не способен отказать себе в удовольствии познакомиться ближе с вами и вашими прелестными дочерьми. Много наслышан об их красоте, но теперь вижу, что слухи лишь преуменьшали очарование всех дам из семейства Орвуд. И я не прощу себе…

Много говорит.

Слишком много. И значит, верить ему нельзя. Впрочем, о чем это Эва? Тут никому нельзя верить.

Ну, кроме Эдди.

Маменька что-то ответила. Эва присела. И Тори тоже. Им поцеловали руки, уверили, что теперь-то всецело счастливы и…

– Знаешь, – очень тихо произнесла Тори, не спуская взгляда с этого типа, что соловьем заливался. – А от него пахнет так же, как… ну там, в доме. Только очень и очень слабо.

И наверное, сказала она это вовремя. А еще, может, потому, что Эва волновалась, и сильно, она сумела посмотреть на Найджела Сент-Ортона иначе.

Словно… словно там, на Изнанке.

И удивилась тому, какой он… страшный? Пожалуй. Нет, он будто и не изменился, только теперь эти правильные черты, само лицо казались маской, за которой прячется нечто столь отвратительное, что Эву замутило.

И она, силясь справиться с этой мутью, застыла.

Все вокруг проходило словно мимо ее. Вот Сент-Ортон что-то произнес, улыбаясь во все зубы. Маменька ответила. Он засмеялся, и остальные тоже, поддерживая смехом.

Будто ничего не было.

Утром.

И вчера вот. Будто все так, как должно быть.