Вот брат твой!..

В субботу после обеда на двух кошевах, набитых сеном, прибыли охотники — лесничий с теми тремя, о которых он говорил, медвежатник и двое возчиков. От возчиков Денисов и узнал, что вообще-то охотники приехали на машине, но оставили ее в селе, а их, значит, наняли, поскольку на машине по такой дороге до кордона не доедешь.

Семь человек — гурьба немалая и для просторного-то дома, и Денисов еле-еле разместил охотников. Но те были не в претензии на тесноту, спросили только, как насчет баньки. Готова, ответил Денисов. Ждал гостей как раз сегодня, потому и протопил с утра. Тогда так, распорядился один из охотников, как видно, главный, которого остальные называли Максимом Петровичем, тогда сходим попаримся. И себе облегчение сделаем, и обычай охотничий соблюдем — идти на медведя чистыми.

Парились в две очереди, а после бани сели ужинать.

Приезжие вынули из своих мешков банки с разными консервами, Денисов поставил на стол свое — чугун с рассыпчатой, белой, как сахар, картошкой, соленые грузди и рыжики, моченую бруснику. Появились и бутылки, но Максим Петрович строго сказал, что после баньки выпить, конечно, не грех, но только чур не набираться. К берлоге пойдут с утречка, и чтоб все были как огурчики.

Присматривая за столом, добавляя по мере надобности закуски, Денисов присматривался и к гостям.

Возчики были мужики как мужики и ничем особенным не выделялись, зато медвежатник с первого взгляда поразил Денисова своим обликом. Не старый еще, лет под пятьдесят, он при среднем росте был так необычайно широк во всем теле, что проходил в дверь боком. Сразу чувствовалось: медвежатник — человек великой физической силы, и об этом лишний раз говорили его руки — длинные, чуть не до колен, с огромными красными кулаками. Такие кулаки бывают у людей, часто работающих без рукавиц на морозе, и, глядя на медвежатника, Денисов без труда представлял себе, как тот орудует своими ручищами в работе. Вообще Денисов давно заметил, что самые сильные люди — обычно нескладные. Какая-нибудь одна часть тела у них особенно развита и выделяется. У медвежатника такой частью были руки, специально предназначенные для того, чтобы хватать, как клещами, поднимать без натуги, а удерживать без усилий. Приезжие, обращаясь к медвежатнику, величали его почтительно — Федотычем, а он отвечал на вопросы немногословно, со знанием дела.

Но особенно интересовали Денисова те трое, которых лесничий назвал своими друзьями.

Что за человек сам лесничий — об этом Денисов уже имел представление. Барин. Любит загребать жар чужими руками. Ну а дружки-приятели? Такие же или подушевнее? Небось такие же, иначе не сошлись бы. Свой свояка видит издалека.

И чем дольше присматривался Денисов к товарищам лесничего, тем крепче уверялся в мысли: одного поля ягодки. Вон как возчиков гоняют — то подай, это принеси. С Федотычем не так, знают, что от Федотыча все зависит, может, и жизнь, вот и стелют помягче.

Денисов впервые видел этих людей и ничего не знал о них, однако сразу определил: эти не воевали. Фронтовиков он узнавал с одного взгляда. Фронтовики держались просто, героями себя не выставляли и другими не помыкали. А эти только и знают, что строгость на себя напускать. Дескать, нам по-другому нельзя, мы из другого теста.

Он вспомнил своих фронтовых командиров. Тоже были строгие люди, но ведь по делу, а не просто так. И за солдат не прятались. Разве ж мог сказать, к примеру, взводный: ты, Денисов, сходи посмотри, как там немцы, а я в блиндаже посижу? Да если б было нужно, он вместе с Денисовым на брюхе все бы облазил, не как этот лесничий. Видать, всю войну на броне просидел. И дружки его тоже. Бабами командовали. А теперь пузырятся…

Настроения у Денисова, хоть и выпил, не было. Он уже раскаивался в своей затее с медведем. На кой черт брякнул про берлогу? Тесу захотел! Да не будет он просить у них никакого тесу! По мордам видно: не дадут. И нечего лишний раз кланяться, жил без тесу и проживет. А веранду из жердей сделает, в лесу их сколько хочешь валяется… Эх, не ходить бы завтра ни к какой берлоге. Только никуда уж не денешься, все на мази уже. Хочешь не хочешь, придется вести, показывать…

От этих невеселых размышлений Денисова оторвал Федотыч. Он подсел к нему и стал расспрашивать о берлоге — где устроился медведь, в какой чаще и как лежит — под выворотнем или просто в яме. В яме, ответил Денисов. А сверху ямы хворосту навалил. Вот то-то и оно, сказал Федотыч. Хуже нет, когда медведь лежит так, — не знаешь, с какой стороны выскочит, когда поднимать станешь. Иной раз из лаза ждешь, а он, чалдон окаянный, крышу проломит да и выбросится. И уж тут шутки плохи: в момент надо поймать на мушку или взять на рогатину. А то подомнет, и оглянуться не успеешь. Ну да ничего, успокоил Денисова Федотыч. Путо он захватил, поставят путо на крайний случай. Если медведь через крышу полезет. А через лаз — тут его аккурат и стрелять надо или брать на рогатину.