У Мэри-Джо было такое выражение лица, какое бывает у женщины, изменившей любовнику. Фрэнк с удрученной миной трогал языком зуб; два пальца у него были прикреплены к металлической шине, все это обмотано бинтом, образуя давящую повязку, которая резала тыльную сторону его распухшей ладони.
– Ну, как ты, Фрэнк?
– Ничего, вроде получше. Пока еще ощущаю некоторую слабость, но скоро все пройдет.
Воробьи стайками влетали в открытые окна, на которых колыхались от ветра занавески в желтую полоску, и кружили вокруг столов. Они дрались из-за крошек. На улице, на самом солнцепеке, группа подростков, настоящих амбалов, забавы ради мочилась на коляски мотоциклов. Но Фрэнк на них не смотрел. Он все пытался поглубже вжаться в свое кресло.
– А как твое ребро? Как это чертово ребро, Фрэнк?
– Ничего страшного. Но болит.
Мэри-Джо встала и направилась в туалет. Ей хотелось поскорей домой. Она была явно недовольна, когда я ей сказал, что должен зайти к Крис подписать кое-какие бумаги по социальном) обеспечению, непременно до понедельника. По-моему, она переборщила с амфетаминами, потому и бесилась по пустякам. Ее изумрудно-зеленые глаза вспыхивали мрачным огнем.
– Но все же, Фрэнк, знаешь, выглядишь ты не лучшим образом…
– Да? Правда?
– Как будто здорово влип.
– Я? Влип? Почему? Во что же, по-твоему?
Где-то далеко взвыла сирена «скорой помощи», в небе зарокотал двигатель самолета. Иногда налетал легкий ветерок, и тогда до нас доносился шелест листвы. Вот и пожарная сирена. Из телевизора, укрепленного над стойкой бара, доносилось странное, жутковатое мычание жертвы коровьего бешенства на ферме в графстве Кент. На этих животных уже никто не обращал внимания. Им потеряли счет.
Застать голубков в их гнездышке? Мне нужна была подпись Крис, сам не знаю для чего (а кто знает?). У меня в запасе было всего две недели, чтобы отправить эти бумаги, иначе мне на голову могли бы обрушиться большие неприятности (мне ясно дали это понять). Так что же делать? Поддаться нездоровому любопытству, темным инстинктам? Признать свою неспособность разорвать узы, связывающие меня с Крис? С меня бы сталось.
А тут еще эти двое. Фрэнк задернул шторы под тем предлогом, что солнце печет слишком сильно и у него разболелась голова. Мэри-Джо хранила молчание. Я остался стоять. Фрэнк вслух задался вопросом, не пора ли ему принимать противовоспалительные таблетки. Я услышал вопль Мэри-Джо на кухне, а потом мерзкую брань по адресу кастрюли с кипятком, после чего по дверце шкафчика заехали ногой. Фрэнк пошел посмотреть, что произошло.
У Крис, наоборот, кипела беспорядочная, по обыкновению лихорадочно-суматошная, но совершенно очаровательная жизнь: какой-то тип бежал по ступенькам вниз, размахивая лентой факса метра в три длиной, другой несся за ним по пятам, вопя, что главный компьютер завис, две девушки прикрепляли к стене в коридоре плакат с портретом Барбары Крюгер [8]и надписью «Your life is a perpetual insomnia», [9]тот самый, что провисел у меня над кроватью целых три года; народ входил и выходил в настежь открытые двери квартир, отовсюду долетали обрывки споров; какие-то люди прилетали на всех парах и швыряли свои велосипеды на тротуаре, чтобы очертя голову броситься к входной двери и исчезнуть за ней; чуть дальше по улице была припаркована машина, битком набитая полицейскими, и я незаметно обошел ее стороной; Жозе устанавливала на лестничной площадке второго этажа кофейный автомат, какой-то китаец-электрик менял на лестнице лампочки, народ бегал куда-то с кипами бумаг, по дому плыл запах жасминового чая… там была даже собака, придурочная псина с отвратительной мордой и мужским галстуком вместо ошейника, и эта придурковатая псина бросилась на меня.
Когда они узнали, что я – полицейский, они стали говорить, что в таком случае это нормально, и принялись гладить животину по спине, а она виляла хвостом, как дура.
Тут возник Вольф и объяснил им, что меня можно не бояться, а затем явились и другие, знавшие меня, и стали объяснять, что меня можно не бояться, и Жозе сверху подтвердила, что я хоть и из этих, но не страшный.
Вольф был в одной рубашке и смотрел на меня дружелюбно, пока я приводил себя в порядок. Мне не очень был по вкусу его дружелюбный вид. Я вдруг представил себя с ним в будущем, в сельской местности в окрестностях Берлина, представил, как мы с ним ловим форель, травим анекдоты, а в речке охлаждается бутылочка хорошего вина… но что-то тут не склеивалось…
– Как дела, Вольф?
Его протянутую руку я проигнорировал.
– Крис дома? Я зашел повидать Крис.
– Это невозможно.
– Как это «невозможно»? Не надо, Вольф, не будем ссориться.
– Ты не смотришь Си-эн-эн?
– Послушай, не заговаривай мне зубы. Давай, Вольф, выкладывай.
– Крис прикована цепью к заводской ограде. Подойди к телевизору и посмотри.
– К заводской ограде? Какого завода? Прикована? Говори яснее, пожалуйста.