После моего нежданного признания наставник уже больше придираться ко мне стал. Вот я сам и открыл учителям гимназии своё инкогнито. Решил, что теперь уж точно можно. Потом, и приглашение в консерваторию повлияло. Всё-таки я считался одним из успевающих учеников, а теперь как бы и музыкантом стал, пусть и нежданно для себя. Что ни говори, странно, но приятно! Конечно, не совсем уж мастер, но сойдёт. Понятно, что моя скромная жизнь должна была измениться. До болезни одна, а дальше будет уже совсем другая. И я тоже постараюсь остаться в памяти людей, но совершенно другими делами, чем мои родственники и родители.
Я знал, конечно, в основном из рассказов тёти Арины, пытавшейся воспитать меня в достойном направлении, что князь Александр Борисович Куракин, считавшийся моим дедом, являлся очень богатым помещиком. И у него, помимо моего отца Павла, оказывается, осталось ещё очень много бастардов от самых разных женщин, и больше от его крепостных крестьянок. Хотя, дед был женат лишь на моей бабушке Агнессе, немецкой баронессе из далёкого Веймара Агнессе фон Либендорф, пусть и под самый конец жизни. Да, он многих из своих побочных детей постарался обеспечить и даже добился для некоторых из них и титулов баронов Вревских и Сердобиных. Вот много имущества любвеобильный помещик и вельможа как раз и раздарил им. А ещё больше перешло его младшему брату Алексею. Но отчего-то именно его законной жене и моей несчастной бабушке Агнессе, и единственному сыну Павлу в наследство почти ничего не досталось! Вроде, из-за некоторых странностей при заключении брака! Так, немного денег, украшений и личных вещей. Лишь то, что имелось при нём в Веймаре! И вообще ничего из имущества и имений в России!
Конечно, сильно жаль! Судя по портретам, сохранившимся у нас, и написанными немецкими художниками ещё в Веймаре, бабушка у меня была ослепительной красавицей. Вообще-то, и на самом деле история выглядела довольно странной и запутанной. Как будто князь Александр Куракин, лечившийся тогда в Веймаре, и уже имевший почтенный возраст за шесть десятков лет и сильно больной, вдруг непонятно отчего решил жениться на совсем юной восемнадцатилетней, но, главное, новоявленной фрайфрау или баронессе Агнессе. Она, вообще-то, и так происходила из немецкой дворянской семьи, хотя, тоже бедной. Но вот сильное подозрение на происхождение отца будто оказывало то, что молодая дворянка лишь чуть пораньше перед замужеством получила от веймарского Великого герцога Карла Августа титул баронессы. Ещё ей досталась во владение и небольшое имение, хотя, согласно титулу, уже и баронство, Либендорф недалеко от Веймара. И как-то тётя Арина нечаянно проговорилась, что, возможно, мой отец являлся даже побочным сыном Великого герцога! Кстати, имение Либендорф, вроде, до сих пор числилось за мной, но что там с ним, нам было неизвестно. Тётя Арина говорила, что пыталась обратиться к немецкому послу, но ответа так и не получила. А на другие разные ходатайства у нас пока денег просто не имелось. Скорее всего, требовались и высокие покровители. Ведь теперь веймарское герцогство входило в новообразованную Германскую империю. И мне было непонятно, имел ли я право на наследство бабушки. Тем более, как говорила тётя, отец вообще не интересовался насчёт него, особенно в молодости. А потом после женитьбы его уже семейные и другие заботы одолели.
В общем, как будто все, особенно другие князья Куракины и бастарды моего деда Александра, подозревали, что такие щедрые подарки моей бабушке от Великого герцога были неспроста. Потом, оказывается, успели распространиться и разные нехорошие слухи. Тем не менее, тихое венчание в какой-то веймарской церкви, ладно хоть произведённое православным священником, и скромная свадьба состоялись. Но через четыре неполных месяца князь Александр Куракин, совсем уже захворавший, скончался. Оказалось, что и мой отец родился через семь месяцев после свадьбы. Будто и к самому венчанию имелось немало вопросов, но что там конкретно, тётя не знала. Ещё и оказалось, что, несмотря на великое уважение к самому князю Александру Куракину даже после смерти и пышные похороны в Павловске, оно, вроде, по настоянию брата деда Алексея, никак не было оказано его вдове и сыну. Им как будто негласно даже было запрещено приезжать в Российскую империю, и их права ни на княжеский титул, ни на имущество пойойного не были признаны, конечно, прежде всего, самим царём Александром Павловичем. И ничего сделать было невозможно!