Вот и вся любовь

От фотографий — к книжке, от книжки к фотографиям, снова к книжке. Так наш пес Том, нальет ему, бывало, мама супу в миску и косточку рядом положит — именно так: он не мог остановиться на чем–нибудь одном. И не от жадности — простая дворняга, он был пес деликатный (за всю его долгую у нас жизнь я ни разу не видела, как он, пардон, какает, и уж тем более никогда не смотрел в рот жующему человеку). Но уж очень хотелось и похлебки — больно хороша! — и косточки, а как распределиться?

Вот и я: уж больно хороша Ирина с детьми на диване и Леня–культурист с младшей дочкой на плече! И щемящее чувство грусти не отпускает от лица вашей старшенькой. Помните, как это чувство описано в «Красавицах» — не помню, чей рассказ. Смотрю и смотрю на лицо ваше Машеньки — и оторваться не могу, хотя книга так и манит! (А, может, это в рассказе «Легкое дыхание» — про грусть–то?)

А книга! «Какой–то Осоргин…» — первая мысль. И сразу же вторая, как только прочитала первые строчки его «Времен» — чтобы узнать, что это за «какой–то Осоргин»: «Боже мой, Ленечка!! Как же ты угадал, что это та самая книга, о которой давно здесь стосковалась моя душа без «моего» Диккенса, без хорошей книжки вообще? Как в последних письмах Куприна: «…а главное — за весь месяц ни одного русского слова. У меня такое чувство, что во рту как будто заплесневело».

Да дело даже не в слове, не в стиле — в содержании. Это же Библия моего поколения, выросшего на Каме (т. е. тех из моего поколения, кто вырос на Каме, и всех наших тамошних предков). Ведь нам судьба подарила — по милости великой! — «Чистое золото незапыленного солнца». И мы можем с гордостью сказать: «река–матушка» и «лес–батюшка»: «Весь с головы до ног, с мозгом и сердцем, с логикой и примитивным всебожьем, со страстной вечной жаждой воды и смолы и отрицаньем машины, — я был и остался сыном матери–земли отца–леса и отречься от них не хочу». Боже мой! Ведь это наше кредо, наша истинная вера — моя, моей сестры Татьяна Николаевны, моей любимой (за эту–то общность веры, за наше единое с ней кредо и любимой–то!) — любимой Надежды Игоревны, ее папы, моего отца, моей мамы, моего дедушки!