Вот и вся любовь

Пишу «вдогонь» другое письмо: то получилось дико нудным глупым. Я все поучаю вас по старой привычке. То — как полезно соблюдать шабат. То — как полезны борщачок и компоты… Уффф! Неистребимая учительская занудливость…

Но мне так надо, чтоб ты не болела! Иринка — и вдруг болячки! Ты и без моих советов прекрасно знаешь, как надо себя кормить–поить, но и мне хочется тебя «покормить», чтоб хворь сгинула: Иринка создана для того, чтобы взахлеб радоваться жизни, взахлеб щебетать, взахлеб любить, сиять глазами, влюблять… Так и будет! Теперь немножко о книгах. Мерси и мерси! Особенно за Анненского. Я когда–то перелистала его равнодушной рукой, а теперь не расстаюсь с этой голубой книжечкой. Какая мощная, дерзкая живопись! «В марте»:

Ожившей земли в неоживших листах
Ярко–черную грудь (!!)
Меж лохмотьев рубашки своей снеговой.

Все мы видели эти первые мартовские проталины. До Анненского так и писали в стихах: «легкий парок первых проталин»… «сладкий, полузабытый запах оттаявшей земли»… А тут? Какой мощный стрессовый взрыв чувств:

Меж лохмотьев рубашки своей снеговой
Только раз и желала она.
Только раз напоил ее март огневой

 —Да пьянее вина!

Нет, это у меня опять «фанера». Хватит. Ваша Е. Н.

Я стеснялась обсуждать с ней стихи, да и не хотела. Моей Маше ее заурядная Марьиванна давала план разбора стихотворения, и Маша, изнывающая над каждым сочинением («что за тема… что нового здесь можно сказать…»), считала самым простеньким делом анализ стиха. Для меня же стихи, как и живопись, как и музыка, так и остались тайной, и я завидовала Леньке, который слышал, видел и понимал гораздо больше и оттого гораздо полнее жил. В остальном у меня не было перед ней робости. Я радостно спрашивала Е. Н., приятно ли ей, что бывшие ученики все еще что–то читают. Она на это не отвечала, ее мало интересовал мой тезаурус. Решив когда–то давно, что я открыла социальную роль женщины, она именно в это и хотела верить: в мое женское счастье, в мой женский талант.

Я хмыкнула, читая письмо про «борщачок».

— Леня, угадай, что Елена на этот раз написала?.. Рецепт борща!

Смеялись даже дети: борщ был именно тем, что мне в жизни всегда удавалось. Но я услышала ее сразу же, с первых же слов. Никогда я не внимала ей так серьезно. Если Е. Н. велит думать лишь о себе, надо действительно забыть обо всем на свете. Я нашла в Москве врача–гомеопата и забросила все, кроме диеты, трав и капель. Такая жизнь не располагала к общению — я стала писать ей не так настойчиво. И подключила к диалогу Зою.

ЗОЕ.

У Феди была своя Золушка. Это была вторая пуговица на рубашке, которую он забывал застегивать.

— Эх, Федя, за что же ты ее так не любишь? Она у тебя Золушка, да?

Федя спохватывался, подтягивал эту пуговицу-Золушку к подбородку, что–то шептал ей (наверное: «Нет, моя хорошая, ты не Золушка, просто я такой рассеянный!»). Потом обязательно украдкой целовал ее и водворял на место — застегивал. Назавтра повторялось то же. Так было аж до 6‑го класса. Сколько насмешек вытерпел в садике, отправляясь на прогулку в не зашнурованных ботинках! Воспитательница считала, что он ленится, да и некогда ей было.