Я кляну себя за то, что, когда был второй раз Израиле, не поругался с родителями и не настоял на том, чтобы меня отпустили в гости к Елене Николаевне (это далеко… один я не доеду, а у них нет возможности… я приехал всего на две недели… и пр., и пр.), и я уехал из Израиля с твердой мыслью, что уж в следующий раз, непременно… Мне остается только надеяться, что до нее доходили мои мысли (не в твердой копии), и если она не могла их прочитать, то, может быть, все же чувствовала их.
Чтобы немножко разбавить это письмо веселым, напишу в ее честь об одном эпизоде, участниками которого были Елена Николаевна и я. У меня никогда не возникало мыслей написать какие–либо воспоминания о Елене Николаевне, я понимаю, что для этого нужны маломальские литературные способности, которых у меня никогда не было, а без оных писать рассказ (повесть) об учительнице литературы — недопустимо. Но если бы я когда–нибудь решился на это, то я, как обычно, написал бы о «моей», известной только мне, рассматриваемой сквозь мою призму Елене Николаевне, и в главе, посвященной чувству юмора Елены Николаевны был бы, среди прочих, следующий эпизод.
Итак, середина или конец сентября в девятом классе. Елена Николаевна задала нам первое сочинение. Сочинение — домашнее, то есть не стесненное временными рамками, в котором каждый может написать все то, что думает, не боясь цейтнота и не боясь написать незнакомое слово (под рукой — словарь). И сочинение — очень важное, ответственное, так как его результат (это все понимали) будет визитной карточкой ученика в глазах Елены Николаевны, надолго будет определять ее отношение к тебе и твоим «литературным» (и вообще, к творческим) способностям. Елена Николаевна сразу же предупредила, что кроме оценки она часто будет писать в несколько слов свое общее впечатление о сочинении, его словесную оценку.