Вот и всё. Зачем мы пугаем себя концом света?

С распадом СССР фильмов о конце света стало больше, правда, упали оригинальность материала и качество его исполнения (что не всегда плохо — любители китча должны посмотреть «Монстров» (1993) Сергея Кучкова, где спекуляция на теме Чернобыля соединяется со спецэффектами уровня «Спокойной ночи, малыши»). Так, «Третья планета» (1991) Александра Рогожкина — это очевидный оммаж «Сталкеру», а «Дикий восток» Рашида Нугманова (1993) — «Безумному Максу». Рассказывать о более известных произведениях последующей эпохи вроде «Кысь» (2000) Татьяны Толстой и «Метро 2033» (2002) Дмитрия Глуховского вроде как-то и неловко — их до сих пор можно найти на полках книжных магазинов.

* * *

Каталоги, подсчет, категоризация невероятно успокаивают — это знает каждый коллекционер. Вот и перечень выше должен был немного сбавить градус тревоги этого не в меру взбудораженного предисловия. Подобные списки — это обещание самому себе, незыблемый план, не зависящий от обстоятельств и, в конечном счете, не требующий выполнения. Нам приятно само знание, что есть нечто выдающееся, что мы не читали или не смотрели, но что подпадает под наши интересы. Верно и обратное: плохое искусство воспринимается как символ упадка цивилизации — взять хотя бы тот убогий барельеф на станции «Сокольники». А покуда люди делают нечто прекрасное, в нас еще будет теплиться вера в силу человеческого духа и его изобретательность, которая, быть может, позволит всем спастись.

Раздражителей, связанных в нашей голове с образом конца света, в ближайшее время вряд ли станет меньше. Но из опыта предыдущих поколений, помышлявших конец света на своем веку, можно вынести немало ценных уроков, помогающих справиться с тревогой, не потеряв при этом бдительности. И прежде чем передать вас в заботливые руки профессора Робертса, приведу цитату из итальянской зомби-комедии «Влюбленный гробовщик» (1994): «Tra morti viventi e vivi morenti, siamo tutti uguali». Что означает: разница между ожившими мертвецами и умирающими живыми невелика.

Феликс Сандалов,

июль 2021 года

Введение. Конец близок

Конец света всегда с нами. Вот уже тысячи лет, как цивилизации всего земного шара одержимы идеей неминуемого конца. Религиозные секты, как это у них заведено, утверждают, что вот еще чуть-чуть — и по велению Господа небо скрутится в свиток и нам хана. Атеисты ничем не лучше: если верить поп-культурным мифам, человечество постоянно находится под угрозой уничтожения либо в результате вторжения инопланетян, либо из-за восстания машин — в виде подлых программ или армии хромированных роботов. Прямо сейчас сквозь Вселенную к нам мчится астероид, на котором высечены наши имена. Ученые предупреждают о надвигающейся климатической катастрофе, и эти предсказания обретают конкретные черты в книгах и фильмах, становясь наводнением, голодом и очередным ледниковым периодом. Старые и новые инфекции выстроились в очередь, чтобы заразить нас. Я начал писать эту книгу еще до того, как коронавирус вынудил людей по всему миру сидеть дома, а заканчиваю ее уже в полной самоизоляции. Для всех нас эта пандемия стала чем-то пугающим и сюрреалистичным, но для меня особенно, потому что мне пришлось наблюдать, как сбываются мои предсказания о смертоносных эпидемиях и глобальных катастрофах[7].

Центральный вопрос этой книги — почему всех нас так захватывает идея конца света. Я решил написать ее, потому что меня самого давно заворожил этот образ. Вы наверняка понимаете, что я много думал о причинах подобного интереса. В этой книге свел все мои размышления воедино и теперь я гадаю, не связано ли мое отношение к апокалипсису с моей профессией. Дело в том, что я пишу научную фантастику. Любому писателю приходится профессионально разбираться в структуре повествования — а именно в зачинах, серединах и концовках. Последние много говорят о том, зачем история вообще началась и как она разворачивалась: так становится понятнее, что же в ней действительно важно. Конец света — это не просто конец истории, он напрямую (или, возможно, по чуть более извилистой траектории) связан с ее началом и серединой. Конечно, некоторые писатели уделяют больше внимания персонажам, их личному опыту жизни и смерти, но научные фантасты предпочитают переключаться с частных вопросов на проблемы межпланетного или даже галактического и вселенского масштабов.