Джейкоб, подавая Максу тарелку, что-то прошептал ему на ухо. Макс кивнул и вышел из-за стола.
– Он поступил плохо, – сказал Джейкоб.
– Воспользовавшись свободой слова?
– Свободой
– Ну ты хотя бы стукнул там кулаком по столу?
– Нет, нет. Ни в коем случае. Мы побеседовали с равом и теперь полностью перешли в режим спасения бар-мицвы.
– Вы
– Боже мой, пап. Всегда?
– Конечно, всегда. «Всегда», поэтому «больше никогда».
– Почему бы тебе не дать мне самому разобраться?
– Потому что ты так хорошо справляешься?
– Потому что он – отец Сэма, – вмешалась Дебора, – а ты нет.
– Потому что одно дело собирать говно за собакой, – сказал Джейкоб, – а другое – за своим отцом.
– Говно, – повторил Бенджи.
– Мам, можешь пойти с Бенджи наверх почитать?
– Хочу сидеть со взрослыми, – сказал Бенджи.
– Я здесь единственный взрослый, – ответила Дебора.
– Пока не озверел, – сказал Ирв, – я должен удостовериться, что все понял. Ты считаешь, что можно провести связь между моим превратно истолкованным блогом и проблемой Сэма с Первой поправкой?
– Никто твой блог не толкует превратно.
Полностью извращают.
– Ты написал, что арабы ненавидят своих детей.
– Поправка: я написал, что ненависть арабов к евреям перекрывает их любовь к собственным детям.
– И что они животные.
– Да. Это я тоже написал. Они животные. Человек – это животное. Это научное определение.
– Евреи животные?
– Все не настолько просто, нет.
– Что за слово на «н»? – Бенджи шепотом допытывал Дебору.
– Наггетсы, – прошептала та в ответ.
– Нет, не оно.
Дебора взяла Бенджи на руки и понесла прочь из комнаты.
– Словно на «н» – это «нет», – сказал Бенджи. – Правда?
– Правда.
– Нет, неправда.
– Один доктор Фил – это уже на одного больше нужного, – заметил Ирв. – Сейчас Сэму требуется юрист. Это в чистом виде наступление на свободу слова, и, как ты знаешь, или должен знать, я не только в национальном совете Союза защиты гражданских свобод, и ребята оттуда рассказывают мою историю, рассказывают каждый Песах. Будь ты
– Я бы удавился, чтобы семья не страдала.
– …Ты бы натравил на этот «Адас Исраэль» дичайше умного, до аутизма упертого адвоката, который отвергает земные награды ради счастья защищать гражданские свободы. Слушай, я не хуже других понимаю, как приятно жаловаться на несправедливость, но здесь ты в своем праве – это твой сын. Никто тебя не осудит, если ты на себя махнешь рукой, но никто не простит, если не поможешь сыну.
– Ты романтизируешь расизм, мизогинию и гомофобию.
– Ты хоть
– Я видел кино.
– Я пытаюсь помочь внуку выпутаться из неприятной ситуации. Это такой уж грех?
– Если он не должен выпутываться.
В комнату рысцой вбежал Бенджи:
– Это мошонка?
– Какая еще мошонка?
– Слово на «н».
– Мошонка на «м».
Бенджи развернулся и убежал.
– Твоя мать сейчас сказала, что вам с Джулией нужно разобраться с этим делом вместе? Это ерунда. Тебе надо защитить Сэма. Пусть кого другого заботит, что там было на самом деле.
– Я ему верю.
И тут, будто впервые заметив ее отсутствие:
– А где вообще-то Джулия?
– У нее выходной.
– Выходной от чего?
–
– Благодарю вас, Энн Салливан, но вообще-то я слышал. Выходной
– От не-выходных. Тебя не устраивает просто выходной?
– Ладно, ладно, – согласился Ирв, кивая. – Пусть будет. Но позволь мне сказать тебе мудрые слова, которых не знает даже Мать Мария.
– Весь внимание.
– Ничего не проходит. Само не проходит. Или ты занимаешься ситуацией, или она тобой.
– А «И это пройдет»?
– Соломон не был совершенным. Никогда в истории человечества ничего не рассасывается само.
– Только пердеж, – заметил Джейкоб, как бы в честь отсутствующего Сэма.
– У тебя тут воняет, Джейкоб. Ты не чуешь, потому что это твой дом.
Джейкоб мог бы сказать на это, что где-то в пределах ближних трех комнат лежит Аргусово дерьмо. Он это понял, едва ступив на порог.
Снова пришел Бенджи.
– Я вспомнил свой вопрос, – сказал он, хотя до этого, по виду, ничего не пытался вспоминать.
– Ну?
– Звук времени. Что с ним стало?
Рука размером с твою, дом размером с этот