Вот я

– Ты всегда возвращаешь на место тележку в магазине. В метро ты складываешь газету, чтобы кто-то еще почитал. Рисуешь карту заблудившимся туристам…

– А это доброта или совестливость?

– Значит, ты совестливый.

А он бы смог не откликнуться на ее страдание? Ей хотелось бы знать, но его ответу она бы не поверила.

Она спросила:

– Тебя огорчает, что детей мы любим сильнее, чем друг друга?

– Я бы так не сказал.

– Ну да, ты сказал бы: «Ты мне ненавистна».

– Это же сгоряча.

– Понимаю.

– Я не хотел.

– Знаю, – согласилась она, – но сказал.

– Я не считаю, что гнев обнажает правду. Бывает, тебя просто несет.

– Знаю. Но не верю, чтобы хоть что-то могло взяться из ниоткуда.

– Я люблю детей не сильнее, чем люблю тебя.

– Сильнее, – сказала она. – И я сильнее. Может, так и должно быть. Может, эволюция заставляет.

– Я люблю тебя, – сказал он, поворачиваясь к ней.

– Знаю. Я никогда не сомневалась в этом и сейчас не сомневаюсь. Но это не такая любовь, которая нужна мне.

– И что это означает для нас?

– Не представляю.

Засыпай, Джейкоб.

Он сказал:

– Знаешь, как под новокаином теряешь ощущение границы между собственным ртом и тем, что вне тебя.

– Ну, наверное.

– Или как иногда думаешь, что вроде должна быть еще одна ступенька, а ее нет, и нога проваливается сквозь эту воображаемую ступеньку?

– Конечно.

Почему ему так трудно преодолеть физическое расстояние? Так не должно быть, но так было.

– Не знаю, что я нес.

Она чувствовала, что в нем происходит какая-то борьба.

– Что?

– Не знаю.

Он запустил руку в ее волосы, обхватив ладонью затылок.

– Ты устала, – сказал он.

– Я действительно вымоталась.

– Мы устали. Мы себя заездили. Нужно найти способ отдохнуть.

– Я бы поняла, если бы ты с кем-то спутался. Я бы злилась и страдала бы, и может, это заставило бы меня сделать то, чего я даже не хочу…

– Например?

– Я бы тебя ненавидела, Джейкоб, но по крайней мере я бы тебя поняла. Я тебя всегда понимала. Помнишь, как я тебе это говорила? Что ты единственный человек, который что-то для меня значит? А теперь все, что ты делаешь, меня озадачивает.

– Озадачивает?

– Твоя зацикленность на недвижимости.

– Я не зациклен на недвижимости.

– Как я ни подойду, у тебя на экране дома на продажу.

– Просто интересуюсь.

– Но зачем? И почему ты не скажешь Сэму, что он лучше тебя играет в шахматы?

– Я говорю.

– Да нет. Ты позволяешь ему думать, будто ты поддаешься. И почему ты такой абсолютно разный в разных ситуациях? Ко мне ты выказываешь холодную неприязнь, на детей рычишь, а вот отцу позволяешь вытирать о тебя ноги. Ты уже десять лет не писал мне пятничных писем, но все свободное время проводишь, работая над чем-то, что любишь, но никому не показываешь, и тут ты берешь и пишешь все эти сообщения, которые, говоришь, ничего не значат. На нашей свадьбе я обошла вокруг тебя семь кругов, а теперь я тебя и найти-то не могу.

– Я ни с кем не путаюсь.

– Ни с кем?

– Нет.

Джулия расплакалась.

– Это всего лишь обмен ужасно непристойными сообщениями с одной женщиной с работы.

– С актрисой?

– Нет.

– А с кем?

– А это важно?

– Если важно для меня, значит, важно.

– Одна из режиссеров.

– И ее зовут, как меня?

– Нет.

– Это та рыжая?

– Нет.

– Знаешь, мне все равно.

– Хорошо. Тут не о чем волноваться.

– Как это началось?

– Ну, просто… сложилось. Как бывает. Это было…

– Мне даже не интересно.

– Никогда не шло дальше слов.

– И долго это у вас?

– Не знаю.

– Знаешь, конечно.

– Месяца четыре.

– И ты предлагаешь мне поверить, что четыре месяца каждый день ведешь откровенную эротическую переписку с женщиной с работы и это ни разу не привело ни к какому контакту?

– Я тебя не прошу верить. Я говорю правду.

– Самое грустное, что я тебе верю.

– Это не грустно. Это дает надежду.

– Нет, грустно. Ты единственный человек, которого я знаю или о котором думаю, кто способен писать такие наглые сообщения, а жить таким паинькой. Я и правда верю, что ты писал какой-то женщине, будто хочешь полизать ей очко, и даже пойманный на слове сидел рядом с ней каждый день четыре полных месяца, не позволяя себе сдвинуть руку на шесть дюймов, чтобы коснуться ее бедра. Не находя в себе такой смелости. И даже не давая ей сигнала, что она вполне может принять твою трусость и сама положить руку тебе на бедро. Подумай, какие сигналы ты посылал ей, чтобы ее дырка все время мокла, но рука не тянулась к тебе.

– Джулия, это слишком.

– Слишком? Ты это серьезно? В этой комнате только ты не знаешь, что такое слишком.

– Я знаю, что зашел слишком далеко в этих сообщениях.

– А я тебе говорю, что ты не достаточно далеко зашел в этой жизни.

– Как тебя понимать? Ты хочешь, чтобы я с кем-нибудь спутался?

– Нет, я хочу, чтобы ты писал мне субботние письма. Но если ты предпочитаешь строчить порнографические послания кому-то другому, тогда да, я хочу, чтобы ты с ней спутался. Потому что тогда я смогу тебя уважать.

– В этом нет никакого смысла.

– Вовсе нет. Я бы уважала тебя гораздо больше, если бы ты ее трахал. Это бы мне доказало то, во что мне все труднее и труднее верить.

– И что это?

– Что ты вообще человек.

– Ты не веришь, что я человек?

– Я не верю, что ты вообще тут.