— Хорошо, — сказал Джейкоб, но подумал:
— Лучше всего, если Аргус ляжет на пол. Может, вы сумеете положить его голову вам на колени. Чтобы ему было спокойнее.
Он говорил и наполнял шприц, держа его так, чтобы Аргус не видел. Аргус тут же лег, словно понял, чего от него хотят, а может, и зачем. Все происходило быстро, и Джейкоб не мог унять панику оттого, что еще не готов. Он усыпительно почесал Аргусу брюшко, как учили на их единственном уроке дрессировки, но пес не засыпал.
— Аргус уже старый, — сказал Джейкоб. Говорить это было незачем, только чтобы потянуть время.
— Старичок, — сказал ветеринар. — Наверное, поэтому мы с ним так хорошо поладили. Постарайтесь, чтобы он смотрел на вас.
— Еще секунду, — сказал Джейкоб, гладя бок Аргуса по всей длине, пробегая пальцами по ребрам и впадинам между ними. — Я не знал, что все будет так быстро.
— Хотите, я оставлю вас вдвоем еще на несколько минут?
— Что будет с телом?
— Если у вас нет других планов, мы его кремируем.
— А какие могут быть другие планы?
— Похоронить.
— Нет.
— Тогда кремируем.
— Сразу?
— Что?
— Вы его сразу кремируете?
— Мы кремируем два раза в неделю. Печь примерно в двадцати минутах отсюда.
Аргус тихонько заскулил, и Джейкоб сказал ему:
— Молодец, ты мой хороший. — Потом спросил ветеринара: — И где мы в этом графике?
— Не уверен, что понял вас.
— Я знаю, это не важно, но мне бы не хотелось, чтобы тело Аргуса лежало здесь еще четыре дня.
Сидят ли люди шмиру по собакам? Никто не должен оставаться один.
— Сегодня четверг, — сказал ветеринар. — Так что можно сегодня во второй половине дня.
— Хорошо, — сказал Джейкоб. — Так мне легче.
— Хотите побыть с ним еще несколько минут? Мне не сложно.
— Нет, все в порядке.
— Я прижму Аргусу вену, чтобы точно ввести иглу. Вы можете его придерживать. Через несколько минут Аргус станет дышать глубже, а потом как бы уснет.
Джейкоба раздражало, что ветеринар все время повторяет кличку Аргуса, словно избегая говорить "он", "ему". Это казалось жестоким, постоянно напоминало, что Аргус — личность и что это Джейкоб дал ему имя.
— Аргус ничего не будет чувствовать, но может еще какое-то время продолжать дышать. Почему-то чем старше собака, тем дольше она дышит без сознания.
— Интересно, — сказал Джейкоб, и сразу, как только последний слог сорвался с языка, раздражение на ветеринара, все время звавшего Аргуса по имени, превратилось в злость на самого себя: злость, которую он скрывал, нередко обращая на кого-то другого, но которая вечно была с ним. Интересно. Какая глупость это говорить в такой момент. Какое ненужное, пошлое, подлое замечание. Интересно. Весь день ему было страшно и грустно, и чувство вины одолевало за то, что он не мог помочь Аргусу прожить подольше, и в то же время он гордился, что помог ему так долго протянуть, но теперь, когда час настал, он испытывал только злобу.
— Вы готовы его отпустить? — спросил ветеринар.
— Извините. Еще нет.
— Конечно.
— Ты молодец, — сказал Джейкоб, оттягивая кожу у Аргуса между лопаток: Аргусу всегда это нравилось.
Видимо, Джейкоб просительно взглянул на ветеринара, потому что тот повторил:
— Вы готовы?
— А вы не дадите ему успокоительное или, я не знаю, обезболивающее, чтобы он не почувствовал укол?
— Некоторые врачи дают. Я нет. От этого им часто становится, наоборот, тревожнее.
— А…
— Многие хотят, чтобы им сначала дали несколько минут побыть вдвоем.
Джейкоб показал на флакон в руках ветеринара и спросил:
— А почему раствор такой яркий?
— Чтобы его ни с чем нельзя было перепутать.
— Логично.
Ему необходимо было отбросить гнев и все остальное, но ему требовалась для этого помощь, хотя больше всего он хотел сейчас остаться один.
— Можно я побуду с его телом? До кремации?
— Конечно, можно.
— Аргус, — произнес Джейкоб, словно второй раз нарекая его: один раз в начале, второй раз в конце.
Аргус поднял глаза и встретился взглядом с Джейкобом. В его глазах не было принятия. Не было прощения. Не было осознания, что происходит то, что должно произойти. Что так надо, так лучше. Их отношения определяло не то, что они могли разделить, а то, чего не могли. Между двумя существами всегда есть непреодолимое расстояние, запретная зона. Иногда оно принимает форму одиночества. Иногда оно принимает форму любви.
— Давайте, — сказал Джейкоб ветеринару, продолжая смотреть Аргусу в глаза.
— Помните, как все заканчивается? — спросил ветеринар, поднося иглу. — Аргус умирает счастливым. Его хозяин наконец вернулся домой.
— Но после стольких страданий.
— Теперь он обретает покой.
Джейкоб не сказал Аргусу: "Все хорошо".
Он сказал:
— Посмотри на меня.
Он сказал себе:
Он сказал ветеринару:
— Я готов.