Вот Иуда, предающий Меня. Мотивы и смыслы евангельской драмы

Дав одному из Двенадцати такую характеристику, с которой не в каждый притон пустят, толкователи невольно задумались: зачем же Спасителю потребовалась такая темная личность? Смирение тренировать Ему не требовалось, в memento mori[7] Он не нуждался. Оттенять достоинства остальных апостолов, что ли? Чему такой человек мог учить, когда его посылали на проповедь, как обращал ко Христу, если все в нем Христа отрицало? В наше время сказали бы, конечно, что черный пиар тоже пиар… но не Христу же им пользоваться!

В объяснениях толкователи упорно придерживаются раз и навсегда принятого мнения, отчего несуразица громоздится на несуразицу, доходя почти до прямого богохульства. Типичная ошибка, когда решение подгоняется под заранее известный ответ: в логике она носит именование «предвосхищение основания», petitio principii.

«Гораздо интереснее и важнее вопрос, почему Спаситель допустил в круг Своих ближайших учеников такого человека, каким был Иуда. Отвечая на этот вопрос, Амвросий говорит, что „Спаситель избирает и Иуду не вследствие неблагоразумия, но вследствие предусмотрительности, т. е. от него Христос хотел быть преданным, чтобы и ты, если тебя оставит друг, если будешь им предан, о своей ошибке и о тщете твоего расположения к нему судил умеренно“. Некоторые из позднейших экзегетов предлагали другие объяснения. Как в раю был змей или как в ковчеге Ноя был Хам, так и в среде учеников Спасителя мог быть Иуда»[8].

Такая вот игра на контрастах. И еще, оказывается, Христос не только заранее знал Своего предателя (это да, это Евангелие), но и предусмотрительно выбрал такого, чтобы не очень жалко было, когда погибнет.

Понятно, что отвращение к предательству законным образом превратилось в отвращение и ненависть к предателю. Тень совершенного преступления полностью покрыла его, не оставив ничего незамаранного. Как красота в глазах любящего, так и уродство в глазах ненавидящего: поэтому все эти эпитеты логичны, понятны, объяснимы… и очень далеки от истины.

Если верить евангельскому тексту – а ориентируемся мы, естественно, в первую очередь на него, – Христос обладает удивительной особенностью привлекать к Себе людей. За Ним ходят толпы, Его слушают представители самых разных кругов, и никому не удается остаться равнодушным перед молодым Равви. Его обожают, Его ненавидят. Ему стоит сказать лишь слово, чтобы мытарь бросил на землю собранные подати и пошел за Ним, а рыбаки оставили ради Него свои сети. В Его речах, которыми заслушиваются тысячи, – непонятная, немыслимая сила. Харизма, как сказали бы сейчас, у Него потрясающая.

И такой Человек, насквозь всех видящий[9], не может найти подход к одному из Своих ближайших учеников? Не знает, как и чем привлечь его к Себе, как достучаться до его души и сердца, чтоб там возникло хоть какое-то чувство, кроме сребролюбия? Будучи с ним рядом изо дня в день, из вечера в вечер, не только проповедуя при нем, но и ведя с ним живые дружеские беседы, деля хлеб, все радости и все невзгоды, так и не подобрал за три года ключ к его сердцу?

Кроме того, выбирая апостолов, Он выбирал себе не свиту, не прислугу и даже не просто учеников, которых можно гонять в хвост и в гриву, при этом в грош не ставя. Двенадцать – это самые близкие Ему, друзья в самом глубоком смысле этого слова. Первые люди на земле, перешедшие от рабства Богу к дружбе с Ним. Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего (Ин. 15: 15).

И Он трепетно относится к этой дружбе, очень нужной Ему по человечеству. Он вверяется апостолам, рассказывает то, что не рассказывает больше никому. Дружба с ними – в каком-то смысле отдушина для Него. Поэтому Он с ними возится, терпеливо отвечает на самые наивные вопросы и непродуманные предложения, вроде идеи спалить деревню за непочтительный прием (см.: Лк. 9: 54), прощает прекословие. Они по большей части не видят от Него ничего, кроме ласки. Он рассчитывает на них, полагается, любит их и ждет в ответ искренней любви. Ему откровенно нужна будет их поддержка в Гефсимании, в самую страшную ночь Его земной жизни.

Неужели же, выбирая Себе после ночной молитвы самых родных, самых доверенных людей, Он промахнулся, призвав того, с кем за три почти неразлучных года не стал близок ни на йоту? Вечное бельмо в глазу, напоминание о том, чем и как все закончится?

А зачем Ему Самому Себе так портить жизнь?

Тем более что такой спутник не мог не влиять в дурном смысле на других апостолов, о чем и пишут толкователи – что логично с одной стороны, но совершенно необъяснимо с другой:

«[остальные апостолы могли увлечься] примером Иуды, который по дерзости и наглости своего характера […] мог увлекать своими мнениями прочих…»[10].