Вот какой Пахомов!

Как-то, когда он лежал на солнышке у крыльца, к нему подошла корова Майка. Нагнула рогатую голову и посмотрела на него большими страшными глазами. Мишка вскочил, ощетинился и воинственно поднял лапу.

Но вдруг он почувствовал тёплый молочный запах, быстро слез со ступенек и побежал за Майкой, подтягивая мордочку к грузному вымени.

С тех пор каждое утро медвежонок бегал за Майкой следом, хватал её за ноги. А Майка оглядывалась, отмахивалась хвостом и делала вид, что вот-вот боднёт назойливого медвежонка.

Но он не отступал, пока ему не наливали в миску тёплого парного молока.

Как только наступало время обеда, Мишка бросал все игры и ковылял к кухне. Там Ерохин уже держал в руках поварёшку, от котлов валил вкусный пар.

Мишка хватал передними лапами свою солдатскую миску, как его выучил Ерохин, и пристраивался за солдатами к раздаточному окошку. Ерохин накладывал ему порцию каши, и Мишка отправлялся в угол.

Через несколько минут он с пустой посудой останавливался у солдатских столов, и каждый пограничник добавлял ему ложку из своей порции.

Ерохин морщился, качал головой и стыдил:

— Позор, срам! Не пограничник, а побирушка.

Мишка виновато косил глазами в его сторону, а пограничники защищали медвежонка и дружно наполняли миску. Тогда и Ерохин протягивал ему на закуску кусок сахару, который оставлял от своей порции.

* * *

Прошло таёжное лето.

Пожелтела тайга. Красными пятнами обозначились клёны. Зашелестел сухим листом дубняк. Прощально закричали над сопками стаи перелётных птиц.

Последние неожиданные бабочки иногда появлялись над заставой и, что-то устало поискав, исчезали уже насовсем.

Мишка смотрел на всё это с удивлением и тревогой. Осторожно выглядывал за ворота, принюхивался к запахам тайги, но убегать не собирался.

Он вырос, шерсть на нём стала жёсткой, медвежьей, и Ерохин однажды сказал:

— Ого! Тебя уже иначе, как по отчеству, не назовёшь. Только Михаилом Матвеичем!

— А почему Матвеичем? — полюбопытствовали солдаты.

— А как же! Принёс-то его капитан Матвеев!

Так и стали его звать по имени и отчеству.

Михаил Матвеич привык к пограничникам. Просыпался в одно с ними время, кувыркался с утра на гимнастических снарядах, боролся с солдатами, ходил по бревну.

Но больше всех он привязался к Ерохину. Уходил Ерохин в наряд — медведь ждал и встречал его. Чистил Ерохин посуду возле кухни, и Михаил Матвеич бегал за ним.

А скоро Ерохин удивил всех весёлой придумкой.

* * *

Метрах в ста от заставы прыгала по камням горная речка. Каждый день повар катил к ней тележку с бочкой, набирал бадьёй воду и, посвистывая, толкал повозку обратно.

Сначала Михаил Матвеич бегал за ним следом.

Но как-то Ерохин поставил его рядом с собой.

Мишка налёг мохнатой грудью на оглобли и весело потопал вместе с поваром.

Наконец Ерохин оставил его у бочки одного. И все увидели удивительную картину.

Михаил Матвеич толкал тележку с бочкой, а Ерохин шёл сбоку и беззаботно покуривал.

Скоро Ерохин научил медведя наполнять бочку водой, и Михаил Матвеич стал настоящим водовозом.

С утра медведь становился в упряжку и ехал к реке.

Он черпал бадьёй воду и наполнял бочку, принюхиваясь, не начался ли обед. Вода хлюпала через край, и медведь тянул бочку к кухне. Там он хватал свою миску и торопливо бежал к окошку.

— Ну и выдрессировал! Талант! Хоть в цирк его отдавай. На всю страну прославится, — говорили пограничники.

— А Ерохина к нему дрессировщиком!

— Нет, — выглядывал из окошка раскрасневшийся Ерохин. — Я после службы на трактор сяду. Но уж если приду в цирк — сразу в первый ряд. Выйдет Мишка на сцену, а я ему: «Привет, Михаил Матвеич! Не помните? Зазнались? А я Ерохин. На одной заставе с вами служил, в люди вас выводил!»

Может быть, так всё и было бы, если бы не случилась с Михаилом Матвеичем беда.

Перевели с какой-то заставы на эту рядового Митрофанова. Прибыл он вечером. А утром пошёл кувыркаться на турнике. Взобрался, вдруг слышит — кто-то рядом сопит. Оглянулся, а за ним медведь карабкается!

Слетел солдат с перекладины на землю — и задом, задом в казарму. Кричит:

— Медведь, медведь!

А пограничники смеются:

— Своего брата пограничника не узнал! Это же наш Михаил Матвеич!

Оправился солдат от испуга. Но на медведя затаил злость и решил тоже сыграть с ним шутку.

Как-то утром Михаил Матвеич собрался за водой. Митрофанов подкрался сзади к бочке и выдернул из неё деревянную затычку — чоп. Этого никто не заметил. И Михаил Матвеич так и покатил к реке. Стал он наливать воду. Раз вылил бадью, второй, а бочка пустая. Уже дольше привычного льёт, а в бочке всё пусто.

Рассердился Михаил Матвеич, забегал быстрей.

А вода всё равно в дыру уходит.

Тут уж время к обеду подошло, медведь замотал головой, занервничал. Бросил бадью, схватился за оглобли — и бегом к дому. А бочка скачет, гудит пустая — значит, к реке нужно ехать. Рассвирепел медведь, выскочил из упряжки, перевернул повозку, хватил в ярости бочку о землю, заревел... и вдруг сам грохнулся рядом.

Стали на заставе обедать, а Михаила Матвеича нет. Не бывало такого. Один Митрофанов сидит себе, ухмыляется. Уже пообедали, а Мишки всё нет.